Прошло 45 лет с того момента, когда на Кубани образовался узел сопротивления против богоборческой власти, против большевизма, захлестнувшего не только центр России, но пробравшегося уже и на юг (Дон, Кубань).
К концу 1917 года обстановка на Кубани в кратких чертах была такова.
На территории Кубанского войска царили мир и тишина. Революционный угар не потряс еще жизни станиц Войска, самобытности, и уклад патриархальности в семейных очагах, являвшийся фундаментом войсковой казачьей жизни, не был еще поколеблен, за исключением нескольких населенных пунктов, где проживал иногородний элемент, энергично подтачиваемый красной пропагандой.
Столица Кубани город Екатеринодао к поселки в районе железнодорожных станций Кавказской (хутор Романовский) и Тихорецкой в большинстве своем не только приветствовали завоевания "великой и бескровной", но и относились с большой симпатией к приходу и власти большевиков.
Вокзальные строения Кавказской и Тихорецкой, блиставшие ранее, в царское время, своей художественной внутренней отделкой, были превращены "товарищами" - как проезжавшими, так и местными - в отвратительные грязные сараи со всеми отпечатками торжествующего хама.
Например, на станции Кавказской в зале 1-го класса поместился лагерь дезертиров в походных палатках. Они не несли никакой работы, днем спали, а ночью отправлялись на кладбише играть в карты.
Кубанские войсковые части, возвращавшиеся со всех фвонтов домой, мирно расходились по родным станицам. Административная власть в крае возглавлялась выборным войсховым атаманом полковником Александром Петровичем Филимоновым (военным юристом по образованию). Казачество, уставшее от войны, спокойно проживало в своих станицах, прекрасно питаясь продуктами, в изобилии насыщавшими населенные пункты. Большевистская пропаганда коснулась активно лишь небольшого пропента казачьего сословия в провинции.
Все же постепенно большевизм стал проникать как в казачью массу, так и, в особенности, в иногороднюю. Увещевания и советы Войскового Атамана о необходимости бороться с большевизмом, не верить их льстивым лозунгам и обещаниям - не трогали казаков. Большевики обратили внимание на железнодорожные узлы, имевшие в Кубанском Крае большое политически-стратегическое значение: Кавказскую и Тихорецкую, превратив их в свои революционные очаги. Население административного и политического центра Кубани - ее столицы Екатеринодара - было пропитано красной пропагандой, и этот центр - особенно его рабочий элемент - с каждым днем становился все более и более активным союзником "торжествующего хама".
К сожалению, Кубанский парламент - Рада, про которую говорили, что "Рада сама не рада, что она Рада", - состояла в большинстве своем из членов говорунов и "орателей", выдвинувшихся вовсе не своими способностями и деловитостью, а представляющими из себя людей, плывших по волнам революции и мало помогавших населению в борьбе с большевизмом и не уяснявшими себе (вольно или невольно)- в какую пропасть и анархию может быть в КОРОТКИЙ срок ввергнут богатейший Кубанский край.
К концу 1917 года население Екатеринодара распоясалось совершенно. Завод "Кубаноль" и окраины Екатеринодара Покровка и Дубинка стали открытыми очагами воинствующего большевизма. Необходимо было принять твердые и решительные и вместе с тем незамедлительные меры к оздоровлению как самой столицы, так и железнодорожных узлов Тихорецкой и Кавказской.
Но надежных войсковых частей как в Екатеринодаре, так и в Кавказской-Тихорецкой при наступившей пассивности казачества не было. В Екатеринодаре крепкими войсковыми единицами были лишь сотня Гвардейского дивизиона (бывший конвой Его Величества) и сотня черкесского конного полка. В то время в столице Кубани были совершенно развалившиеся "солдатские" части большевизанствуюшего типа: запасный артиллерийский дивизион и ополченческая дружина.
Власть Войскового Атамана Филимонова подтачивалась с каждым днем все больше и больше - как усиливающейся большевистской пропагандой, так и агитаторами, приезжавшими из Новороссийска, превратившегося в Краснознаменную твердыню, находившуюся в руках юнкера Владимирского Военного училища Яковлева. Примерно в то же время в Екатеринодар прибыли остатки значительно ослабленного Киевскими событиями Киевского Константиновского Военного училища и группы двух Киевских школ прапорщиков.
Из Финляндии вернулась на Кубань 5-ая Кавказская Казачья дивизия. Войсковое начальство рассчитывало возложить на ее части задачу по освоению станций Тихорецкой и Кавказской и очистке их от произвола "товарищей".
Но части дивизии отнеслись к этой задаче неохотно и приказаний о занятии указанных железнодорожных узлов не исполнили, несмотря на настойчивые просьбы начальника полевого штаба подполковника Вячеслава Григорьевича Науменко. Во главе вооруженных сил Кубанского края Атаманом и Правительством Кубани был поставлен ген.штаба генерал-майор Черный, бывший командир 1-го Линейного полка Кубанского Казачьего войска в Первую Мировую войну, в конце ее - начальник 5-й Кавказской Казачьей дивизии. Сформирован был и Полевой штаб для войск Кубани, а войск-то не было. Полевой штаб помещался в гостинице "Лондон" на Красной улице.
В ноябре месяце командующий Кавказской армией ген.Пржевальский сообщил, что он отправляет на отдых на Кубань 39-ую пехотную дивизию. В царское время, дивизия эта показала себя исключительно доблестно во всех боях на Турецком фронте и ознаменовала свою храбрость при взятии крепости Эрзерум. К сожалению, после революции она разложилась с самым большевизанствующим оттенком. В период 1-го Кубанского похода 39-ая дивизия доставила добровольцам массу неприятностей своим активным выступлением на стороне большевиков.
Находившихся в Екатеринодаре уже не у дел командиров корпусов и начальников дивизий прежней Царской армии охватил волевой паралич. Несмотря, казалось бы, на свой авторитет и опыт, они никакой помощи Атаману не оказали, а лишь ежедневно осаждали его дворец и надоедали Атаману своими бесцельными вопросами, запросами и никчемными советами.
В декабре месяце обнаглевшие местные Екатеринодарские большевики стали говорить о необходимости организовать "Еремеевскую" (Варфоломеевскую) ночь с целью ликвидации как головки - Войскового Атамана и Полевого штаба - так и вообще всех находящихся в этом городе офицеров и их семей.*)
*) Кое-кто из товарищей, наверное, слышал про прогремевшую в средних веках "Варфоломеевскую ночь". Видимо, правильное произношение этого названия было недоступно "товарищам", и они переделали его на "Еремеевскую", - это проще и понятнее.
Надвигались грозные моменты, необходимо было действовать быстро и решительно, чтобы парализовать большевистский активизм. Первое, что надо было предпринять, - это разоружить большевистски настроенный гарнизон.
Единственным спасением являлось экстренное формирование добровольческих частей. Кубанское правительство после некоторых колебаний на это согласилось.
Было организовано два отряда; первый - войскового старшины Галаева и второй - военного летчика, Георгиевского кавалера капитана Покровского. Первый насчитывал 120-150 бойцов, второй значительно больше - 300-350.
Вскоре сформировался и третий отряд - ген.штаба полковника Лесевицкого, впитавший в себя юнкеров Киевского Военного училища и школ прапорщиков, с боевым составом в несколько сот человек. Появились мелкие отряды в районе Черноморской жел.дороги и в Закубаньи.
Надо отдать справедливость, что в Екатеринодаре боевое настроение поддерживалось у антибольшевиков в гораздо большей степени, чем в других крупных городах центра и юга России.
Того позорного подавленного настроения у большинства офицеров, которое имело место в таких крупных центрах, как Киев, Одесса, Екатеринослав, Ростов-на-Дону и т.д., в Екатеринодаре не наблюдалось.
Действительно, картина распада Русского офицерства была ужасающей. Из 400.000 русских офицеров Царской армии для активной борьбы с большевиками набралось совсем мизерное число - 3000; в то же время это офицерство дало Красной армии более 20.000.
В создании последней много помог, помимо рядового офицерства, наш Генеральный штаб, "блеск военной мысли", 20% которого верно и нелицемерно отдали свои знания и опыт Троцкому и компании.
Нельзя, конечно, в происшедшей трагедии обвинять только одно русское офицерство.
Обратим внимание на то, что дал русский народ – народ, который теперь искалечен и закабален. Он в своей массе совершенно не разбирался в структуре большевизма и не отдавал себе отчета, что коммунизм несет стране. Не только крестьяне, которых можно было простить за их "темноту", но и интеллигенция в большинстве своем разбиралась в обстановке не лучше, чем простой "мужик". И вот многомиллионный русский народ (включая и интеллигенцию), от имени которого говорили наши социалисты, эти творцы русской печали, дал всего 1% людей, которые бы с оружием пошли на фронт против большевиков.
Когда отряды были сформированы, можно было приступить к чистке города.
Прежде всего были разоружены как запасный артиллерийский дивизион, так и ополченческая дружина.
Затем надо было приступить к ликвидации большевистской головки, подготовлявшей "Еремеевскую ночь".
Покровский, веяв с собой десятка полтора юнкеров, ночью подкатил на грузовике к конспиративному красному штабу на Ростовской улице №140, застал как раз в сборе весь Екатеринодарский революционный комитет и арестовал его.
Благодаря аресту главарей революционного комитета, "Еремеевская ночь" у "товарищей" не прошла. Жизни многих офицеров и их семейств были спасены.
Железнодорожные узлы Кавказская и Тихорецкая, благодаря отказу частей 5-й Кавказской казачьей дивизии своевременно их занять, оказались окончательно освоенными большевиками, создавшими там отряды красной гвардии.
Красный Новороссийск с каждым днем все увеличивал и увеличивал свои вооруженные силы. Пополнения сухопутными большевиками и Черноморскими матросами усиленным темпом непрерывно вливались в этот гарнизон. Постепенно красноармейские отряды из этого гарнизона стали насыщать железнодорожную линию Новороссийск-Крымская-Екатеринодар, и станции ее захватывались этими отрядами довольно быстро. В середине января 1918 года они приблизились вплотную к столице Кубани.
Красное командование отправило в Екатеринодар делегацию с целью передать местным властям ультиматум с требованием сдать город большевикам "на милость победителя". Вблизи самого города Екатеринодара, в полосе железнодорожного пути судьба столкнула эту делегацию с Покровским и его частястями. Предложение было отвергнуто. Жребий был брошен. После этого события стало ясно, что военные действия с большевиками начнутся в самое ближайшее время.
Действительно, через несколько дней после ликвидации красных делегатов эшелоны воинствующих "товарищей" приблизились к полустанку Энем, вблизи самого города.
Им преградил путь 1-й отряд В.С.Галаева. Произошел встречный бой. Галаев оказал упорное сопротивление.
Пока 1-й отряд сдерживал красных с фронта, капитан Покровский со своим отрядом зашел в тыл болшевикам, наступавшим на Энем. В результате этого боя красные были разбиты и бежали к ближайшей железнодорожной станции Георгие-Афипской.
1-й отряд потерял убитым своего доблестного командира В.С.Галаева, первого инициатора создания отрядов, двух офицеров убитыми и несколько человек ранеными.
В числе убитых была храбрая Татьяна Бархаш, выкатившая свой пулемет на железнодорожное полотно и косившая своим огнем наступавших красных. Незадолго до этого боя она в чине прапорщика прибыла на Кубань после окончания Александровского Военного училища.
В общее командование этими двумя отрядами вступил капитан Покровский, который не успокоился отражением большевиков под Энемом, а бросился их преследовать, захватил мост у станицы Георгие-Афипской и самую станицу. Красным было нанесено полное поражение, и здесь были захвачены более 20 орудий, много пулеметов, военное снаряжение и пленные. Остатки красных в панике отбыли по железной дороге в Новороссийск. Железная дорога Екатеринодар-Новороссийск на некоторое время, до конца февраля, была от красных свободна.
В то время, как на Новороссийском вправлении после разгрома большевиков Галаевым и Покровским настало временное спокойствие, красная гвардия, оккупировавшая Кавказскую и Тихорецкую, начала шевелиться и продвигаться постепенно в сторону Екатеринодара.
Полевой штаб сейчас же перебросил из Екатеринодара части отрядов ген.Галаева и Покровского на Тихорецкое направление, а на Кавказское был послан отряд Лесевицкого.
На Черноморской железной дороге для обеспечения от большевиков, создавших свой отряд в узловой станции Тимашевской, был также сформирован скромный отряд Кубанских казаков.
В общем, на указанных направлениях красные стали постепенно продвигаться к Екатеринодару; завязались бои.
Наиболее упорными они были у станицы Кореновской и у поселка Выселки и в районе станиц Ладожской и Усть-Лабинской (Кавказское направление); вскоре всколыхнулся и Новороссийский фронт, бывший пассивным несколько недель. К концу февраля 1918 года большевикам удалось окружить столицу Кубани Екатеринодар со всех сторон.
Сила солому ломит.
Отряды, неся большие потери, были оттянуты к самому городу. На военном совещании, происходившем в Атаманском дворце, если мне память не изменяет! 26-го февраля ночью, было принято решение оставить этот город, но отнюдь не распыляться, а перейти в более спокойный район для отдыха, а потом для продолжения борьбы.
На совещании этом участники его предлагали разные варианты отхода. В конце концов, после дебатов остановились на отходе в район Майкопа, богатый доступными для расположения горами и удаленный от каких-либо крупных центров.
От Корнилова с самого начала борьбы на Кубани никаких точных сведений о происходившем на Дону не поступало; поддерживать с ним связь по тогдашней обстановке было почти невозможно.
23-го февраля к вечеру все отряды и отдельные группы, оставив арьергардные заслоны, стянулись к железнодорожному мосту через Кубань на окраине Екатеринодара и постепенно в полном порядке стали покидать город, переходя через Кубань по этому мосту.
Последний белыми не был взорван, так как они надеялись, что счастье повернет к ним и в скором времени они вернутся, но уже победителям. Местные Екатеринодарские большевики безмолвствовали и не произвели в спину уходящим добровольцам ни одного выстрела. За это надо было поблагодарить Покровского, который своевременно уничтожил в городе большевистскую головку, почему и "Еремеевская ночь" красным не удалась и они после этого эпизода потеряли свое верховное командование.
По оставлении Екатеринодара все войсковые соединения (отряды) и отдельные группы были подчинены Покровскому, возглавившему их на основании врученной ему Кубанским Атаманом и правительством власти. Решение это было принято на совещании в Атаманском дворце, о котором я уже упоминал. Эта должность предназначалась для ген.штаба полковника Лесевицкого, но последний от нее категорически отказался в пользу Покровского.
По оставлении Екатеринодара дальнейшее движение было произведено через черкесские аулы "Тахтамукай" и "Шенджий". В последнем все части были сведены: в пехотный полк (Кубанский стрелковый)Черкесский конный и Кубанский казачий полк (конница), инженерную роту и две-три батареи, правда, весьма скромного состава в смысле действительного наличия пушек.
Большевики не преследовали покинувшие Екатеринодар белые части. Два-три дня прошло у них в празднествах, и отряд Покровского, насчитывавший вместе с обозом немного больше 3-х тысяч, отдыхал после пережитых потрясений.
Оставив черкесские аулы, отряд перешел в станицы Пензенскую и Калужскую. В этих станицах были получены первые, правда, неясные сведения о нахождении Корнилова за Кубанью, якобы в районе расположенных вблизи Екатеринодара Кубанских станиц. Покровский решил идти на выстрелы (изредка был слышен отдаленный гул артиллерийской стрельбы) для соединения, с Корниловым.
Он двинул отряд к аулу Дворянскому, лежавшему недалеко от станицы Пашковской, выше по течению Кубани, где можно было переправиться через эту реку. На другой берег Кубани был переброшен батальон Кубанского стрелкового полка под командой командира батальона полковника З.В.Крыжановского.
Дальнейшая переброска частей полка была остановлена потому, что артиллерийская стрельба не давала больше о себе никаких признаков. Настала зловещая тишина. Видимо, Корнилов куда-то свернул, но куда?
Большевики немного отрезвели после своих Екатеринодарских праздников и начали нажимать на хвост отряда. В ауле Шенджий они натолкнулись на арьергард отряда, двигавшийся к аулу Дворянскому для форсирования Кубани. В происшедшем там бою отряд потерял сотню, другую кубанцев, окруженных красными, но успевших все же прорвать их фронт и уйти в горы.
Покровский решил оторваться от наступавших красных; попытка переиравы через Кубань окончилась неудачно. Воспользовавшись мало известными лесисто-болотистыми путями, он двинул отряд форсированным маршем в район станиц Пензенской и Калужской, откуда он предполагал продолжать движение по намеченному ранее плану.
Уничтожив часть артиллерии, отряд начал движение; ночь прошла спокойно, но на рассвете в районе станицы Пензензкой отряд столкнулся с преградившими ему путь большевиками.
Начался бой, бой большого напряжения. В центре стойко и доблестно держались юнкера Киевского Военного училиша. Красные начали охватывать фланги, но полковник Улагай со своими пластунами и полковник Косиков с конными кубанцами пытались ликвидировать обходное движение красных.
В помощь дерущимся на боевых участках были привлечены все, бывшие на повозках обоза, а также члены Правительства и Рады. Это была поистине величественная картина, когда все старики и сам Войсковой Атаман полк.Филимонов с винтовками рассыпались в цепь, чтобы поддержать фронтовиков и продолжить борьбу.
Все же положение отряда было катастрофическое. Чувствовалось, что вот-вот сдаст моральная упругость у чинов отряда, и у бойцов появится тлетворное чувство отказа от борьбы.
В этот критический момент со стороны черкесских аулов показались два всадника, которые полным наметом приблизились к командующему центральным боевым участком полковнику Киевского Военного училища Туненбергу и что-то кричали. Оказалось, что эти два всадника были черкесы. Они на ломаном русском языке старались объяснить, что в их аулах, в двух переходах, находится Корнилов.
Полковник Туненберг сразу не поверил их словам, считая, что имеет дело с провокаторами, и даже хотел их повесить. Окружающие Туненберга убедили его не делать этого и стали подробно расспрашивать черкесов о Корнилове.
О привезенном известии узнали два юнкера, прибежавшие с позиции с докладом к Туненбергу, которые после свидания с ним вернулись в свою часть. Эта радостная весть, как электрический ток, распространилась по всему фронту отряда. Раздалось "ура" - сначала в центре, потом распространилось на фланги, и все инстинктивно двинулись вперед.
Этот бросок сбил красных, они были ошеломлены и в панике бежали в сторону Екатеринодара.
Вскоре, к вечеру, от Корнилова прибыл и разъезд, а затем, на другой день, в станицу Калужскую втянулся и его обоз с ранеными. Это было в десятых числах марта 1918 года.
Через два дня корниловские части после тяжелого уличного боя овладели станицей Ново-Дмитриевской, расположенной по соседству с Калужской, в районе которой находился Кубанский отряд.
Покровский, взяв с собой конвой, отправился представиться ген. Корнилову, который встретил его не особенно приветливо - а ведь он дал ген.Корнилову больше бойцов, чем у Корнилова в тот момент оставалось в строю.
Кубанский отряд влился к Корнилову, а Покровский остался не у дел.
При свидании с Корниловым выяснилось следующее. Учитывая безвыходное положение добровольцев на Дону, он вывел их, имея намерение перейти в Кубанскую область и соединиться в Екатеринодаре с Кубанцами. Следуя все время с боями, Корнилов на пути встретил у станицы Кореновской сильный отряд красных всех родов оружия. После упорного, тяжелого боя станица Кореновская была Корниловым взята, но здесь он узнал, что Екатеринодар белыми оставлен к что белые ушли в черкесские аулы.
Тогда Корнилов свернул с Екатеринодарского направления на Усть-Лабинскую, где, переправившись через Кубань и выдержав серьезные бон под Усть-Лабинской и Филипповскими хуторами, вышел в полосу черкесских аулов, а затем встретился с частями Покровского.
Жаль, очень жаль, что большинство историков, описывавших и описывающих 1-й Поход, как-то умалчивают о той роли, которую в тот период "Смутного времени" сыграл Покровский. Как-то стесняются отдать ему должное, а между тем такое признание исполнения им своего долга он вполне заслужил.
Даже на панихидах забывают вспомнить о рабе Божием Викторе.
Некоторые лица, особенно в заметных чинах, просто игнорируют его память, как малозначащего "вундеркинда".
Пусть бы побольше было таких "вундеркиндов"! Тогда русское офицерство, насчитывавшее около 400.000 офицеров, дало бы Первому походу не 3000 офицеров, а больше.
Прав был ген.Алексеев, который, провожая на место вечного упокоения погибшую в первых боях с красными молодежь, говорил:
