Капитан 2-го ранга Анатолий Петрович Ваксмут (выпуска 1910 г.) ныне благополучно здравствует и проживает в Австралии.

В описываемый период он был для нас, "молодежи", и героем и объектом подлинного обожания за тот общий тон, который он, во всеоружии своего положения "командира отдельной части" умел держать и с нами, офицерами, и, главное, с командой, которая его боготворила.

Его величие - его природа, черта больших людей. Авторитет его был всегда обоснован подлинным знанием, опытом, а больше всего - очарованием его личности.

Предлагаемый документ публикуется впервые, с разрешения Анатолия Петровича, в фотостатной копии (подлинник хранится в Hoover’s Library при Станфордском Университете.

Каспийская флотилия состояла из вооруженных пароходов общества "Кавказ и Меркурий" и других, в мирное время возивпих нефть из Баку в Астрахань. Пароходы были вооружены и прекрасно снабжены англичанами (коммодор Норрис), сражавшимися на них с большевикам в 1918 году и передавшими их командованию Добровольческой Армии летом 1919 года.

Почти весь 1919 год флотилия, уже с русским составом, находилась все время в море под Астраханью и, ведя бои с большевицкими кораблями, пытавшимися "выйти в море", не выпускала их, и таким образом все Каспийское море было свободно и безопасно для плавания. флотилия была укомплектована, главным образом, морскими офицерами, приказом главного командования снятыми с фронта с броневых поездов, и астраханскими рыбаками, приходившими в Петровск целыми партиями на своих "рыбницах" и по сухому пути. Разграбленные большевиками, они страшно их ненавидели.

Прибыв из Царицына со своими 10-ью офицерами, я был назначен на пароход "Америка" (многие корабли назывались странами света), вооруженный тремя четырехдюймовыми орудиями. Корабль был в полной исправности и снабжен всем, вплоть до консервов и продуктов, но совершенно пустой. На следующий день штаб прислал те человек 30-40 астраханцев, на вид простых мужичков. Назначив и расписав их по местам - кого рулевым, кого боцманом, кого к пушкам - с осторожностью выхожу из гавани, спускаю щит для стрельбы; английский морской офицер показывает, как стрелять из их орудий; произвожу стрельбу и часа через 4 возвращаюсь в гавань уже совершенно уверенно: рулевые прекрасно держат на курсе, комендоры стреляют. На следующий день выхожу под Астрахань. Таким образом, в течение нескольких часов, люди, никогда не служившие до этого на пароходе, уже работали на нем, будто они никогда ничем другим не занимались.

В конце 1919 года армия генерала Деникина начала отход от Орла, кончившийся разгромом армии и отступлением ее на Новороссийск. Каспийская флотилия и войска, действовавшие против Астрахани (ген.Драценко), оказались отрезанными и предоставленными самим себе. К концзу зимы армия стянулась к Петровску, нашей базе. Ген.Драценко объявил, что война с большевиками окончена и что все желающие могут идти на все четыре стороны; кто же останется,- тот может эвакуироваться на судах флотилии, но куда мы пойдем и что с нами будет - неизвестно, и никому ничего не может быть обещано.

Обстановка к февралю-марту 1920 г. складывалась следующим образом: хотя красная армия и не наступала с суши на Петровск, но образовались местные отряды, которые все время обстреливали Петровск и действовали в его окрестностях, сдерживаемые остатками частей ген. Драценко. Из Астрахани с весной должен был выйти красный флот, усиленный миноносцами 2-го и 3-го ранга, переведенными сюда по Волге из Балтийского моря. Чтобы владеть морем, нам необходимо было придти первыми под Астрахань до конца заморозков. Выход из устья Волги представляет из себя узкий морской канал, тянущийся в море миль на 10. Всякий корабль, идущий по каналу, мог нами с моря быть легко расстрелянным. Если же мы опоздаем и красные корабли уже будут в море, то нам придется иметь дело с противником гораздо сильнее нас, имеющим настоящие боевые корабли.

В форте Александровском находилась Уральская армия, совершенно небоеспособная после ужасного зимнего перехода, где она потеряла чуть не 10.000 замороженными и больными. Красноводск еще осенью был занят красными. Азербейджан никакого участия в борьбе с красными не принимал5 вел самостийную политику, переговаривался с большевиками и старался вредить Добровольческой Армии: не давал нам нефти и поддерживал горские отряды, все время обстреливавшие крайний фланг Армии под Дербентом.

В Энзели, в Персии, находился большой отряд английских войск. Командир Каспийской флотилии адмирал Сергеев еще почти за месяц до эвакуации, послав громкую телеграмму атаману Уральского войска на его вопрос об эвакуации - "Я владею морем, эвакуация будет произведена в Александровском форте", -ушел на своем флагманском корабле "Президент Крюгер" в Энзели, где производил какие-то торговые операции, и в Баку, где, несмотря на то, что Азербейджан встретил его залпом из орудий с острова Нарген и он имел попадания на корабле, он все-таки пытался производить с ними какие-то переговоры.

Приказ генерала Драценко о роспуске армии распространился также и на флотилию. Оставшийся за адм.Сергеева его начальник штаба капитан 1-го ранга Пышнов, не имея никаких инструкций от адмирала, действовал совместно с ген.Драценко. Наши астраханцы заволновались - сначала заявили, что никто не уйдет и они пойдут с нами, куда угодно; но потом, видно, чувство привязанности к своим местам - ведь у каждого из них оставались под Астраханью родные и имущество - сделало то, что они со слезами на глазах начали прощаться, говоря: "Если бы вы приказали, что нам делать, а то говорите - как угодно , хочешь — оставайся, хочешь — уходи". Наши корабли опустели,оставшись с офицерами и небольшим числом матросов. Рыбаки все сели на свои рыбницы и с криками "ура" поплыли в сторону Астрахани, предполагая до лета обосноваться на острове Чечень, а летом самостоятельно биться с красными... Уже находясь в Месопотанми, мы читали в газетах, что в Астрахани был переворот и даже был объявлен свой астраханский царь, но, конечно, через некоторое время все это было подавлено, и вряд ли кто-нибудь из наших бывших соплавателей остался в живых.

Чтобы корабли могли двигаться, ген.Драценко дал нам какой-то кавалерийский полк, который и был распределен по кораблям - без лошадей, конечно, но зачем-то со своими седлами. Солдаты первое время нас, моряков, не признавали, не слушались, и была масса недоразумений. И вот с таким составом и, конечно, с запозданием два сильнейших наших корабля - "Дмитрий Донской" и "Князь Пожарский" - под командой капитана 2-го ранга Бушен в марте были отправлены под Астрахань, чтобы предупредить выход красных в море. Вслед за ними должны были буксироваться две баржи с камнями, которые должны были_быть затоплены в канале. Подойдя ночью на так называемый 12-футовый рейд, капитан 2-го ранга Бушен заметил много каких-то огней. Утром во мгле были видны какие-то корабли, и Бушен послал вперед "Князя Пожарского" на разведку. Не успел "Пожарский" отойти на пол мили, как раздался взрыв и одно колесо (пароход был колесный) было совершенно уничтожено. Видимо, красные оградили себя минами. На виду у красных миноносцев Балтийского флота 2-го и 3-го ранга, оказавшихся уже в море, а также больших вооруженных пароходов, Бушен снял всю команду с "Пожарского" и потопил его снарядами. О бое и говорить было нечего. Большевики почему-то Бушена не тронули, хотя и могли его тут же утопить. Таким образом, мы уже перестали быть хозяевами Каспийского моря.

За день до эвакуации прибыл на своем корабле адмирал Сергеев. Созвав всех начальников и командиров, адмирал, страшно обозленный на то, что флотилия распущена, за какой-то ответ начальника штаба выгоняет его с заседания. Таким образом, начальник штаба обращается в простого пассажира и потому, не сдав дел, эвакуируется, как таковой. Впоследствии этот факт заставил нас перенести очень много волнений. Я, как старший, был назначен начальником отряда действующих кораблей и весь последний день эвакуации находился на внешнем рейде, обстреливая из орудий по указанию генерала Доценко окрестности, где красные наседали на Петровск. Все, что могло плавать, выводилось из порта, и ночью последним вышел "Президент Крюгер" с адмиралом и генералом Драценко.

Выйдя, адмирал потребовал меня к себе и приказал остаться здесь за него и давать распоряжения, а сам сейчас же ушел в Баку. На рейде в это время находилось до 40 кораблей, и половина из них не могла сама двигаться. Из боевых кораблей также не все могли двигаться, так как зимний ремонт еще не был закончен. Коммерческие пароходы, нагруженные всяким имуществом, пытались удрать в Баку, и приходилось выстрелами их останавливать.

В порту начались сильный взрывы - это рвались вагоны со снарядами, подожженные при уходе. Этими вагонами были забиты все железнодорожные пути. Взрывы были настолько сильные, что корабли, бывшие милях в трех от порта, вздрагивали всем корпусом. В непосредственной близости к порту необходимо было затопить один пароход во входном канале, что и было сделано несколькими офицерами и матросами с моего корабля, при страшных взрывах и стрельбе красных.

На следующий день, получив радио от адмирала, я со всей армадой двинулся на Баку, куда благополучно и поибыл; через день прибыл туда также и капитан 2-го ранга Бушен, став на якорь на внешнем рейде против острова Нарген. Адмирал созвал всех командиров и объявил, что по его сигналу мы все должны спустить Андреевские флаги и вслед за ним войти в гавань, где Азербейджанские власти примут от нас корабли и поставят свою охрану. Все орудия, запасы и все имущество будет продано Азербейджану, а личный состав, кто пожелает, может остаться на службе у Азербейджана, кто же не хочет, тому будут выданы деньги, и он может ехать, куда угодно. Почти все командиры заявили, что такого приказания они не исполнят, что Андреевский флаг ни перед кем не спустят и оружия своего никому не продадут, а тем более Азербейджану, который всячески противодействовал Добровольческой Армии, а теперь, после поражения ее, уже сносится с красными, предлагая им добрососедские отношения. Адмирал пытался грозить нам, но, видя безуспешность своих угроз, ушел к себе в каюту, приказав спустить свой адмиральский флаг.

На следующий день мы передали адмиралу условия, на каких мы согласны войти в Баку, а именно: мы будем продолжать борьбу с красными, для чего все укрепления и все средства для обороны Баку с моря будут переданы нам, и будем действовать под русским флагом. Сухопутные военачальники также присоединились к нам, и вечером снова все собрались у адмирала. Был вызван генерал Драценко, находившийся на берегу в Баку. Приехав на корабль, генерал Драценко пригрозил своим, что это равносильно бунту, и заставил их подчиниться своему приказу, мы же стояли твердо на своем. Адмирал тут же заявил5 что он передает командование капитану 2-го ранга Бушен, а сам уезжает в Батум и дальше с докладом о нашем бунте. Больше адмирала мы не видели.

На следующий день приехал какой-то господин и заявил, что он представитель правительства и что он послан сказать, что Азербейджан согласен на все условия. Мы снимаемся и входим в гавань под Андреевским флагом. Капитан 2-го ранга Бушен идет в город к премьер министру, но министр ему заявляет, что его условия остаются прежними, что все корабли должны быть сданы и все оружие продано, что адмирал Сергеев остается морским министром Азербейджана и что никакого представителя он не посылал. Действительно, вскоре приехал генерал-губернатор - какой-то бывший русский генерал - с уже подробным планом и очередью передачи кораблей.

Капитан 2-го ранга Бушен сейчас же приказал готовиться к выходу обратно. Генерал-губернатор заявил, что он прикажет острову Нарген, мимо которого надо проходить, открыть огонь. На это Бушен ответил, что у нас тоже есть пушки, и мы к вечеру снова вышли из гавани. Два корабля отказались с нами идти - это флагманский корабль со всем штабом адмирала и другой корабль, никогда не бывший на фронте и болышевицки настроенный. Здесь же, в Баку, команды этих кораблей были убраны и на их место назначены другие офицеры и команда.

Таким образом, на внешнем рейде снова собралась наша флотилия, но только боевые корабли, все же транспорты и все наше снабжение осталось в Баку, так как при подобных обстоятельствах вывести что-либо больше было невозможно.

На следующее утро из Баку подошел какой-то катер, приехали представители русской общественности благодарить Бушена за то, что он ничего не дал Азербейджану и ушел, так как власти Азербейджана всячески притесняют русских людей и им было горько видеть, как русское добро передается врагу.

Приведясь в порядок, мы снялись с якоря и пошли в Энзели. Там мы стали на якорь на внешнем рейде. Прибыли представители английского командования, среди них лейтенант Крислей, прекрасно говорящий по-русски. Капитан 2-го ранга Бушен передал, что он хочет интернироваться на следующих условиях: все корабли и вооружение сдаются англичанам, офицерам оставляется их оружие, англичане должны дать письменное обещание, что они ни в каком случае не выдадут нас большевикам; кроме того, он требовал отправить нас на присоединение к Добровольческой Армии. Английское командование согласилось на все условия, кроме последнего, пообещав снестись с надлежащими властями и, если явится возможность, то отправить нас в Крым.

Здесь же бывший начальник штаба капитан 1-го ранга Пышнов,так поспешно изгнанный еще в Петровске адмиралом Сергеевым, нашел в кармане своего пальто пакет от генерала Деникина, на котором написано: "вскрыть по выходе в море", - и там совершенно ясное приказание после эвакуации идти в Энзели и интернироваться у англичан. Мы были удовлетворены, но сколько пришлось совершенно зря перенести и потерять.

Потом, уже находясь в Энзели, мы получили сведения, что вскоре после нашего ухода из Баку появилась красная флотилия, действовавшая под командой мичмана Раскольникова, и Баку было занято. Все наши и сухопутные офицеры еще Азербейджаном были посажены в поезда и завезены в какой-то город, где сидели в ожидании получения денег за проданное, но таковых не дождались, а дождались красных. Все офицеры были отправлены на остров Нарген, где их держали впроголодь, часть расстреляли, а часть отправили в Россию на работу. Один адмирал со своим флаг-офицером добрался до Крыма.

После подписания условий интернированные корабли вошли внутрь, и англичане приняли от нас вооружение. Часть лучших орудий была снята, и из них были устроены на берегу батареи. Мы почувствовали себя более уверенно под защитой регулярных войск, видимо желавших дать отпор возможному наступлению красных. Все мы продолжали жить на кораблях, питаясь запасами, вывезенными из Петровска, и ожидая дальнейшего о нас распоряжения. Отношение англичан было вполне корректное и дружеское.

Почти половину апреля 1920 года мы прожили в таких условиях. Бушен получил письмо из Баку от бывшего флаг-капитана лейтенанта Шмидта, в котором он восхвалял действия большевиков, говоря, что, мол, они теперь борются за то, за что и мы боролись, то есть за единую, неделимую Россию, что, если мы вернемся, то нам ничего не грозит. Подобное же письмо было также получено от генерала Кутюпаткина, находившегося тогда в Закаспийской области. Были ли эти письма написаны под давлением - неизвестно, но они на нас не произвели впечатления.

В одно непрекрасное утро мы проснулись от орудийных выстрелов и падения снарядов среди порта и среди наших кораблей. Взобравшись на мачты, мы увидели в море массу кораблей, стрелявших по Энзели. В английском штабе - полная растерянность, ни одна из батарей красным не отвечала. Оказывается, от этих батарей англичане бежали чуть не в одной белье. Через некоторое время мы увидели, как лейтенант Крислей сел на один из наших быстроходных катеров, поднял белый флаг и вышел в море к красным. Мы поняли, что англичане плохая защита, и решили действовать сами, то есть нам надо было уходить. Чем дальше мы уйдем, тем в большей будем безопасности.

Энзели соединен с Рештом единственной дорогой, идущей по перешейку между озером и морем, а также пароходиками, ходящим между Энзели и Пирбазаром на другом конце озера.

Мы погрузили на многочисленные шлюпки больных и не могущих идти и кое-какое имущество. Шлюпки пошли прямо через озеро на Пирбазар, а остальные человек 500-600, забрав с собою каждый, что мог, во глазе с Бушеном отправились по суху по дороге в Решт. Офицеры (почти все, человек 200) имели револьверы; патронов же было всего штук 12-20 на человека.

Обстрел вскоре прекратился – видимо, парламентер достиг своей цели. Пройдя с полверсты, мы встретили цепи английских войск - говорят, что впереди красные. Бушен выслал вперед английских цепей 12 человек с винтовками искать, нет ли прохода; вернулись и доложили, что, действительно, дорога занята красными и весь перешеек ими перерезан. Остается единственный путь - через озеро, но средств никаких. К счастью, видим: какие-то два пароходика направляются из Энзели через озеро; на нескольких рыбницах мы выходим им навстречу и силой останавливаем. Оказывается, что англичане отправляют каких-то армян, находящихся на их иждивении; почти все наши садятся на эти пароходы, и мы к вечеру добираемся до Пирбазара. С пароходов ясно виден красный корабль, стоящий по другую сторону перешейка. Почему он в нас не стрелял - неизвестно.

Всю ночь мы шли из Пирбазара пешком и утром пришли в Решт, где и расположились лагерем в саду и доме русского консульства.

На следующий день в Решт вопли и все английские войска и часть наших, запоздавших и прошедших мимо большевиков вместе с англичанами, переодевшись в английскую форму. Англичане все бросили, все их склады были разграблены персами, уважение к ним было потеряно, и вся ситуация в Персии повернулась так, что мы стали гордиться своими русскими, хоть и нашими врагами.

Большевики, оказывается, высадили всего около 1000 человек, англичане же, имея наши орудия, артиллерию и свои лучшие войска - гуркосы, не оказав никакого сопротивления, принуждены были уйти. С этого времени Англия потеряла все свое влияние в Персии, и войска ее были постепенно выведены в Месопотамию.

В Реште наш командир, капитан 2-го ранга Бушен, пытался добиться, на основании условий интернирования, отправки нас дальше, но англичане определенного ответа не давали, и он понял, что здесь что- то неладно. Решили двигаться дальше самостоятельно и, распродав персам все, что было лишнего, наняли несколько подвод для наших женщин и детей до Казвина.

Утром мы вышли из Решта; в охрану нам английский командир отрядил человек 10 солдат с офицером; этот офицер нас кормил, то есть на остановках покупал баранов, которых мы тут же резали, варили суп и ели. Не успели мы пройти и 20 верст, как нас обогнали автомобили, и на каждом человек 6 гурков, с пулеметами и ружьями. Обогнав растянувшийся почти на 2 версты отряд, в лесу, гурки с офицером сделали заставу, не пуская дальше и требуя сдать оружие. Несмотря на протесты, пришлось подчиниться. Отобрав от нас оружие, нас безоружных загнали тут же у дороги на полянку, где мы были окружены гурками.

Английский офицер был связан телефоном с их ставкой, на наши вопросы молчал и только с грустью смотрел на нас. Мы поняли, что идут переговоры о кашей выдаче. Три дня мы были на этой полянке в полной неизвестности, искали путей, где можно было бы удрать, но всюду встречали: "халт!". Да и куда уйдешь, когда кругом горы и леса со всяким зверьем? Где-то был наш добрый Кучук-хан, любивший старых русских, ненавидевший красных и англичан, имевший большой отряд и действовавший где-то возле Энзели,..

На четвертый день английский офицер передает нам - "собираться в путь", и по его радостному лицу мы увидели, что наша мука кончилась. Действительно, нас ведут не в сторону Энзели, а дальше; подошли к какой-то деревушке с рекой, здесь остановились. Два броневика сторожили нас по обоим концам дороги, и нам было объявлено, что будет привезен большевик, который будет нас уговаривать вернуться: кто, мол, пожелает, тот вернется, остальным будет разрешено идти дальше.

На берегу реки мы разбили палатки из одеял и простыньей; погода стояла чудесная, природа вокруг дикая - по ночам дикие кабаны подходили к самому лагерю. Купались мы и полоскались в реке и поджидали не без интереса красного представителя.

Как оказалось, выехавшего из Энзели парламентера лейтенанта Крислея Раскольников арестовал и потребовал нашей выдачи, и вот все это время англичане пытались его освободить. Действительно, через несколько дней приехал злополучный Крислей в сопровождении какого-то типа, оказавшегося матросом Черноморского под.флота Романюком. Этот матрос, видимо, так был напуган, несмотря на окружавшую его охрану, что, выйдя на балкон дома вместе с Крислеем, пролепетал какую-то чисто советскую речь - что-то насчет интернационала и завоеваний революции, - и был нами, стоявшими под балконом, осмеян. Досталось также и Крислею, который сейчас же его и увез. Человек 10 стариков и тех, у кого остались семьи, пожелали вернуться и были отправлены назад. Мы же на следующий день с песнями и легким сердцем отправились дальше до Казвина.

Это было прелестное путешествие по северу Персии, единственным недостатком было - ни гроша в кармане: не было даже возможности выпить чаю во встречавшихся чайхана, приходилось довольствоваться лишь баранами, выдаваемыми на каждой остановке.

В Казвине нас поместили в настоящих палатках и объявили, что английский король приказал нам выдавать солдатскую порцию. Тут посыпались на нас блага в виде молока, шоколада, сигарет, сыра и т.п. Через некоторое вревя нас партиями стали отправлять на грузовых автомобилях через всю Персию до границы Месопотамии, затем на поезде до Багдада, оттуда опять на поезде до какой-то станции на берегу реки Тигр, затем на пароходах по Тигру и Шат-эль-арабу до Басры.

Против Басры, на другом берегу реки, милях в трех от нее, нас расположили в пустых бараках английского лагеря Танума, где мы прожили почти полтора года. Через несколько месяцев к нам присоединились и уральцы.

До нас дошли сведения, что генерал Врангель готовил транспорт "Саратов", чтобы вывезти нас в Крым, но благодаря адмиралу Сергееву, доложавшему, что мы все бунтовщики и изменники, посылка транспорта была отставлена. Вопрос этот не переставал мучить нас всех, и вот, на заработанные деньги (нам было разрешено работать в порту, как рабочим) был послан старший лейтенант Мацылев в Константинополь к генералу Врангелю с докладом и всеми документами. Он все это успешно проделал, генерал Врангель одобрил наши действия, и Мацылев вернулся назад, привезя с собой приказы о производствах.

Приблизительно в марте 1921 г. англичане объявили, что отправят нас во Владивосток, где в то время были большевики. Командующий заявил протест, указав, что согласно условию они не имеют права нас отправлять к большевикам. Через месяц был получен ответ, что все-таки мы будем туда отправлены. Тогда нами был выработан план захвата парохода, и мы решили идти в Манилу на Филиппины.

В мае месяце мы видели по газетам, что во Владивостоке что-то происходит, какие-то перемены, но что именно - из английских газет понять было невозможно. Наконец, в августе 1921 года пришел пароход "Франц Фердинанд", чтобы везти нас во Владивосток. Здесь еще раз англичане нас оскорбили, поместив вместе с нашими дамами девиц из заведений Багдада и других городов, которых они также насильно высылали в Россию. Наш протест разбился о взвод шотландцев с пулеметами, который был назначен на охрану парохода. Видимо, англичане пронюхали о нашем заговоре.

Первое время караул несли очень строго, на спардек никого не пускали, но постепенно строгость уменьшилась, и мы всегда смогли бы выполнить наш план. Когда мы пришли в Гонконг, к нам приехал какой-то русский капитан китайского парохода с русскими газетами. От него мы наконец, узнали правду о Владивостоке, где в данное время было антибольшевицкое правительство Меркулова. После этого уже никто не думал о захвате парохода, а наоборот, все мечтали о скорейшем приходе на Русскую землю, куда мы благополучно и прибыли 20-го сентября 1921года, образовав затем кадр Сибирской флотилии, действовавшей против красных под командой адмирала Старка.