Они оба тоже почти беспрерывно следили за ходом боя и только изредка что-то друг другу говорили. Снаряды противника рвались шагах в 200 от местонахождения командующего, так что весь штаб подвергался в это время артиллерийскому обстрелу. Чтобы не мешать работе штаба, мы свернули в боковую улицу и рысью поехали разыскивать наш обоз. Но обозы уже успели подойти вплотную к Сысоевке, и искать пришлось недолгое
Всего шагов 400 в тыл отделяли нас от штаба. Тут расположились обозы всех разрядов, собранные в 3 колонны, так что и обозные имели полную возможность наблюдать за развитием боя. На одной из мельниц находился наш артиллерийский наблюдательный пункт; очевидно, большевики это предполагали и потому усиленно били по холмику. Шагах в 50-тп впереди нас находился перевязочный пункт, куда уже начали прибывать раненые.
Часов до 7 утра мы простояли на одном месте, пока не пришло приказание двигаться дальше. Медленно стали обозы двигаться вперед к деревне Крученая Балка, которая находилась верстах в двух от Сысоевки. По дороге нам попадались брошенные повозки и колымаги с различным большевицким добром, попадались трупы людей и лошадей. Ружейные выстрелы постепенно стихали, и все дальше и дальше уносилась орудийная стрельба. Войска шли победоносно вперед - с задачей еще сегодня занять слободу Воронцовскую и прилегающую к ней железнодорожную станцию Торговую.
Настал день, стало жарко, солнце знойными лучами сушило воздух, что вызывало жажду у людей и лошадей. Все обозы постепенно втянулись в Крученую Балку, и подводы разъехались по хатам в ожидании новых распоряжений. Вечером было получено приказание выступить и идти прямо на слободу Воронцовскую, чтобы там присоединиться к полкам.
- Станция Торговая занята в 5 часов вечера, - доносились радостные восклицания отовсюду, - приказано двигаться прямо туда.
Расстояние до Воронцовской было около 12 верст, но так как мы выступили поздно, то прибыли в слободу только в девятом часу вечера. Становилось уже темно, и пришлось приютиться в первой попавшейся хате. Когда мы въехали во двор и заглянули во внутренние покои избы, то там никого из обитателей не оказалось.
- Хозяин, хозяйка! - звали и кричали мы по всем направлениям. Но ответа не было.
- Ну, что ж, коли нет хозяев, то давайте распоряжаться сами, - сказал начальник обоза корнет Рабен.
Люди не заставили повторять команду и быстро разошлись по разным углам за всякими хозяйственными принадлежностями. Кто достал самовар и наливал воду, кто собирал овес для лошадей, кто искал молоко, хлеб и сено для корма. Я решил пойти за молоком и за хлебом и для этой цели зажег свечу, найденную в хате, и хотел спуститься в погреб. Отворил дверцы и вдруг услышал громкий плач маленького ребенка. На мой зов прибежал Малахов, и мы вместе стали спускаться вниз в погреб. К нашему изумлению мы нашли в этом ужасном помещении с затхлым и спертым воздухом целое семейство, состоявшее преимущественно из женщин.
- Что вы тут делаете? - громко, с изумлением в голосе обратились мы к этим странным людям.
Полное молчание было ответом на наш вопрос.
- Что вы тут делаете, эй, люди? - переспросили мы в более мягком тоне.
- Ничего! - еле пролепетал какой-то голос.
- Так выходите же наверх! Вы, что ли, хозяева?
- Мы! - опять нерешительно ответил кто-то.
- Чего там засели? - кричал им Малахов. - Гости к вам приехали, а вы в погреб забрались! Чего еще придумали? Ну, и бабье же глупое!
Постепенно, одна за другой, женщины зашевелились и начали выползать из своего укрытия и подниматься по лестнице наверх.
- Чего это вы вздумали прятаться? - спрашивали их, когда, все вышли из погреба на двор.
- Да нам сказывали, что вы людей едите!
- Какие это вам дураки сказывали?
- Да те, что здесь были!
- Большевики, что ли?
- Ну да, большевики.
- А ну, хозяйки, - прервал всех корнет Рабен, - довольно болтать, марш ва дело! Ставьте самовар и готовьте ужин! Мы проголодались, хотим есть и спать!
Женщины уже веселее поплелись в кухню и принялись за работу, охотно отвечая на все наши вопросы.
- Что, много у вас было большевиков?
- Ох, много - сказывали, что 30 тысяч.
- Чего же они так быстро удрали?
- Все гомонили днем, что не "кадеты", дескать, идут, а сам немец.
- Почему же немец?
- Потому бачут, що немец так из пушки палит, а "кадеты" так не могут.
В общем, жизнь в хате как будто снова наладилась. Появился долгожданный самовар, крынка с молоком, хлеб, чай, сало и т.д. Всего было вдоволь.
Воодушевление у всех было большое. После бессонной ночи и тяжелого дня настал покой, чувствовалась радость, потому что Армия сегодня победоносно закончила маневр, и с этой-радостью в сердце мы заснули, не думая о том, что еще предстоит впереди.
На следующий день утром мы присоединились к полку.
12-ое июня было тяжелым днем для Армии. Победа досталась дорогой ценой: был тяжело ранен в бою артиллерийским снарядом герой Добровольческой Армии, начальник 1-й дивизии генерал-майор Марков. Через несколько часов после ранения он скончался. Тяжелая рана в спину и голову была смертельной для него, пришла смерть и безжалостной рукой унесла его в другой мир. Генерал Марков был очень популярен в войсках, его любили и уважали, о нем сочиняли даже целые легенды и часто рассказывали о его храбрости, находчивости и умении ориентироваться в любой обстановке. Суждено было Богом отнять его у нас, а нам грешным оставалось только покориться и исполнить последний долг воина у гроба.
13-го июня вечером останки покойного генерала должны были прибыть на станцию Торговую. Для этого на станцию был назначен наряд войск для отдания воинских почестей погибшему. Около 7 часов вечера приехал генерал Деникин с некоторыми чинами штаба, чтобы присутствовать при перенесении тела со станции в местную церковь, откуда гроб должен был быть переправлен в Новороссийск для погребения.
Когда гроб вынесли из загона, хор трубачей заиграл "Коль славен", и войска взяли "на караул". Грустно было смотреть на траурную процессию; собралось много народа сопровождать траурный лафет. Офицеры многих полков пришли помолиться за упокой души большого русского генерала, жизнь свою положившего за други своя.
