Иван Павлович Романовский родился 16-го апреля 1879 г. в городе Луганске. Отец его был артиллерийский офицер, который, по окончании Михайловской Артиллерийской Академии, был назначен на Луганский Патронный Завод.
В 1887 г. И.П.Романовский поступает во Второй Московский Кадетский Корпус. Его однокашник ген.Нечволодов вспоминает, что он был одаренный мальчик, не по летам серьезный, несколько застенчивый и замкнутый. Обладал большими способностями, он резко выделялся из общей кадетской среды, и уже с младших классов его выдвигают на положение старшего кадета в классе, роте. Курс кадетского корпуса он оканчивает фельдфебелем.
Принятая в военно-учебных заведениях система выдвигать из общей массы кадет некоторых отличившихся в науках и поведении мальчиков - создавала особый тип серьезных молодых людей с особым характером, часто отчужденных от окружающей их среды, довольно замкнутых, строго соблюдавших правила учебного заведения. Все это накладывало особый отпечаток на их внешний облик и на манеру себя держать. Эти черты многие из них сохранили на всю свою жизнь, оставаясь с психологией первых учеников.
Несомненно, что И.П.Романовский принадлежал к категории таких лиц, что впоследствии давало повод к ошибочным суждениям о нем - не по его внутреннему содержанию, а по внешнему облику, всегда серьезному, сосредоточенному, с редкой улыбкой на лице.
В 1894 г. И.П.Романовский, блестяще окончив корпус, поступает сначала в Михайловское Артиллерийское Училище. Но строгому Ивану Павловичу не нравится царящий в эту эпоху несколько либеральный дух этого училища, и он подает рапорт о переводе его в Константиновское Училище, окончив которое, он в 1897 г. выходит подпоручиком во 2-ую Лейб-Гвардии Артиллерийскую бригаду.
В 1900 г. он поступает в Академию Генерального Штаба, по окончании которой в 1903 году командируется для цензового командования ротой в Л.-Гв. Финляндский полк.
В 1904 г. вспыхнула Японская война. Ивану Павловичу остается еще год, чтобы закончить свой строевой ценз, но, побуждаемый чувствами воина и патриота, он подает рапорт о назначении его в действующую армию. Просьба его уважена с зачетом оставшегося года, и И.П.Романовский получает назначение старшим адъютантом в Штаб 9-й Восточно-Сибирской Стрелковой бригады,
По окончании Японской войны, в 1906 году он переводится в Штаб Туркестанского военного округа, где и остается до 1909 года.
В эту эпоху составление нового мобилизационного плана требовало выдающихся работников, и выбор падает на Ивана Павловича. Он получает ответственную должность делопроизводителя мобилизационного отдела Главного Управления Генерального Штаба. Затем следует более видное его назначение помощником Дежурного Генерала при Главном Штабе, ведающим всеми назначениями офицерского состава Русской Армии. Выбор на эту должность обуславливался, несомненно, его высокими нравственными и служебными качествами, которые могли гарантировать корпусу русских обицеров полную беспристрастность и справедливость к представляемым кандидатам.
С открытием военных действий в 1914 г. И.П.Романовский сейчас же подает рапорт об отправке его в действующую армию, где он получает назначение Начальником Штаба 9-й пех.дивизии и вскоре вступает в командование 206-м Сальянским пехотным полком.
Здесь он скоро завоевывает себе любовь полка, а своей храбростью и радением в передовых цепях полка оправдывает высокие качества строевого начальника. Получив все ордена за боевые отличия включительно до Георгиевского оружия, И.П.Романовский в исключительном порядке, на 18-м году офицерской службы, уже производится в генеральский чин с назначением Генералом особых поручений при Штабе 10-й армии, откуда в 1917 году назначается Начальником штаба 8-й армии, которой в то время командовал ген.Корнилов.
После этого он вскоре вызывается в Ставку Верховного Главнокомандующего на должность Генерала Квартирмейстера.
Здесь его застает Корниловское выступление, и он вместе с ген. Корниловым делается узником Быховской тюрьмы.
Затем – бегство на Дон, где он назначается Начальником Штаба Добровольческой и Вооруженных сил Юга России Армии. На этой должности он остается во все время гражданской войны до своего отъезда из Крыма.
Из всех деятелей Добровольческой Армии никто не получил такой несправедливой оценки, как ген.Романовский. Его внутренний облик даже своими белыми был истолкован неправильно, и память этого кристально-чистого русского патриота, типичного представителя старого русского офицерства, до сих пор не чтится с должным уважением. Между тем несомненно, что в истории белого движения ген.Романовский должен занять подобающее ему место в ряду таких генералов, как Алексеев, Корнилов, Деникин и Марков.
Будучи очень скромным по натуре, чуждым всякой рекламы, он всегда держал себя в тени того большого дела, которое он делал. И пока шли удачи, его не замечали, но когда нам счастье изменяло, его делали виновником. История знает немало примеров таких парадоксальных суждений, когда толпа приписывает неудачу воле одного лица, не разбираясь в сложности всех явлений, обусловливабщих эти неудачи.
В трагические дни отступления Вооруженных сил Юга России, в атмосфере общего недоверия, кто-то бросил в толпу имя ген.Романовского; и он стал жертвой ее настроений. В особых условиях гражданской войны наше рядовое офицерство не имело возможности разбираться во всех сложных явлениях политической и боевой обстановки, не учитывало оно также непреодолимых трудностей, стоявших перед главным командованием. Поэтому многие белые офицеры на веру приняли ту гнусную клевету, которая была умышленно пущена в самую гущу офицерского состава Добровольческой Армии.
Как теперь, так и тогда никто реального обвинения ему предъявить не мог, но систематическая травля с одной стороны, впечатлительность и подозрительность - с другой сделали свое злое дело. В атмосфере различных сплетен и интриг создавались ложные слухи, подтасовывались факты и рождались обвинения абсолютно бездоказательные, часто абсурдные, но которые, как и всякую ползущую анонимную клевету, невозможно было опровергнуть.
Особой остроты эта травля достигла после того, как некоторыми крупными войсковыми начальниками была начата кампания против славного командования. Часть офицерства, потерявшая нравственное равновесие и зараженная методами пережитой ими революции, своеобразно поняла эту кампанию и пришла к нелепому решению удалить ген.Романовского, не останавливаясь даже перед возможностью его убийства.
По роду моей службы мне пришлось столкнуться с некоторыми фактами, убедившими меня в существовании особой офицерской организации, подготовлявшей это покушение. Это было в период нашего последнего отступления, когда Ставка Главнокомандующего все время находилась в поезде.
Приняв необходимые меры охраны, я счел своим долгом доложить об этом ген.Романовскому. Но, чтобы не действовать на его моральное состояние, я не назвал его имени, а сказал, что покушение направлено против Штаба Главнокомандующего. Доложив затем о принятых мерах, я просил, чтобы лица Главного Командования со своей стороны соблюдали осторожность. Ген.Романовский спокойно выслушал доклад, и из последующих его реплик я понял, что он хорошо знает, кому эта опасность угрожает. Все это время мы беспокоились за его судьбу, так как мне самому пришлось убедиться, что усиленная охрана действовала, но осторожность ген.Романовским не соблюдалась.
Нельзя отрицать, что в глазах людей, мало его знавших, его всегда холодное и сосредоточенное лицо, краткость и определенность его ответов - создавали ему ложную репутацию надменного и недоступного человека. Но многие ли знали те особые условия огромной работы в Добровольческой Армии, где начальнику штаба приходилось разрешать массу всевозможных вопросов как по военной, так и по гражданской части.
По свидетельству его семьи, он мог уделять для сна не больше 4-5 часов в сутки. Такая перегрузка работой, в связи с крайним нервным напряжением, вынуждала его строго рассчитывать свое время. Между тем, его приемная всегда была битком набита, и ему поневоле приходилось быть кратким, а иногда и не иметь возможности всех принять и всех выслушать. Такие лица уходили от него с предвзятой мыслью, что он сухой формалист, не подозревая, что под этой холодной внешностью было горячее доброе сердце. Пишущий эти строки был некоторое время в непосредственном подчинении у ген.Романовского, и часто мой официальный доклад переходил в дружескую беседу, где открывалась чистая душа генерала, несмотря на разницу занимаемых нами положений. Известны мне его непрестанные заботы о раненых и о семьях погибших офицеров и солдат.
Помню его еще молодым подполковником, читавшим лекции по тактике в Павловском Военном Училище, где он пользовался всеобщим уважением как офицерского состава, так к юнкеров. Вообще все те, кто имел возможность близко его знать и работать с ним, даже В короткое время открывали всю красоту его души и сердца.
История еще скажет свою правду, и имя ген.Романовского займет достойное место в ряду создателей Добровольческой Армии. Придет время, когда многие поймут ту фатальную ошибку, которая привела к трагической гибели одного из лучших офицеров, павшего от руки человека, заблудившегося в сложном хаосе интриг и клеветы, которыми оплели это чистое имя.
Мы до сих пор не знаем всех обстоятельств этого гнусного и бессмысленного преступления, совершенного, когда ген.Романовский был уже не у дел и вне пределов России. Имя убийцы точно не выяснено, так как следствие, начатое ген.Агапьевым (военный агент в Константинополе), не было закончено: английские власти почему-то воздержались от расследования, хотя преступление было совершено в зоне их оккупации.
Пользуясь воспоминаниями ген.Деникина, ген.Махрова и дочери ген.Корнилова - Натальи Лавровны Шапрон дю Ларре, можно представить себе следующую картину этого убийства.
5-го апреля 1920 года около 4 часов на Константинопольский рейд пришел из Крыма английский миноносец, на котором находились генералы Деникин и Романовский, которых сопровождал начальник английской миссии при Штабе нашего Главнокомандующего - ген.Хольман. На пристани в ожидании находились наш военный агент ген.Агапьев и английский офицер оккупационного штаба ген.Мильи. Когда генералы сошли с миноносца, то английский офицер подошел к ген.Хольману и стал с тревожным видом что-то ему докладывать. Выслушав доклад, ген.Хольман подошел к ген.Деникину и сказал ему: "Ваше Превосходительство, поедем прямо на английский корабль"... Ген.Деникин тогда обратился к ген.Агапьеву с вопросом, не стеснит ли их пребывание (его и ген.Романовского) в посольстве - в смысле политическом или в смысле помещения. На это ген.Агапьев отвечал: "Нисколько"...
Поблагодарив ген.Хольмана за предложение, генералы сели в автомобиль и поехали в посольский дом, где их уже ожидали семья ген. Деникина и дочь ген.Корнилова.
Далее самую сцену убийства ген.Махров описывает так:
Когда автомобиль подкатил к подъезду посольства, там собралась толпа любопытных, состоявшая из русских офицеров, штатских, дам и детей. Шофер выгрузил багаж и уехал. В это время к ген.Деникину подошел дипломатический представитель и несколько смущенно заявил, что пребывание генералов в посольстве нежелательно; генерал взглянул на тут же стоявшего военного агента, последний только растерянно пожал плечами.
Генерал Деникин что-то сказал ген.Романовскому, и оба медленно направились ко входу в посольство. Затем ген.Деникин остановился, а ген.Романовский вошел в помещение. В этот момент из группы любопытных, стоявших у входа, отделился высокий, худой офицер и последовал за ген.Романовским в помещение, откуда вскоре раздались два выстрела. Несколько секунд толпа стояла, как окаменелая. Генерал Деникин побледнел и быстро вошел в посольство, за ним хлынула толпа; у дверей биллиардной кохшаты перед ними лежал в луже крови мертвый ген.Романовский.
Несколько иначе представляет сцену убийства ген.Деникин. Судя по его описаниям, ген.Романовский был убит после того, как он вместе с ген.Деникиным уже были в помещении посольства. (Это подтверждает и Наталья Лавровна - дочь ген.Корнилова). Ген.Деникин пишет, что его попросил видеть дипломатический представитель русского посольства; он вышел в корридор, где ему этот представитель заявил, что по тесноте он не может предоставить помещения в посольстве. Генерал Деникин резко его оборвал, сказав: "Нам не нужно ваше гостеприимство!". Затем, вернувшись в комнату, он хотел переговорить с Иваном Павловичем о том, чтобы сейчас же оставить этот негостеприимный кров. Но ген.Романовского в комнате он уже не застал, так как адъютант еще не приехал и ген.Романовский прошел через анфиладу посольских зал, чтобы принести какие-то бумаги. Но вдруг в комнату, где находился ген.Деникин, растворяется дверь и в ней появляется бледный, как смерть, полковник Энгельгардт:
- Ваше Превосходитсльство, ген.Романовский убит!
Этот момент ген.Деникин описывает словами: "Этот удар доканал меня. Сознание помутилось и силы оставили меня в первый раз в жизни".
В общем, все обстоятельства создают какую-то странную, загадочную обстановку этого возмутительного преступления и позволяют думать, что откуда-то были даны соответствующие указания, чтобы это дело ликвидировать: ни законченного дознания, ни поисков убийцы, ни даже простого опроса лиц, находившихся в посольском доме, не было...
Бывший Начальник Штаба Добровольческой Армии и Вооруженных Сил Юга России, один из видных создателей Белого Движения, нашел себе приют на кладбище чуждого ему города Константинополя...
Молчит тот, кто его убил, молчат и пославшие его. И в этом молчании вся драма, вся бессмысленность и весь позор их преступления.
Генерального Штаба Полковник А.Колчинский.
