1915 год. По опушке хвойного леса тянутся проволочные заграждения, а за ними запорошенные снегом брустверы окопов. Кое-где между между скошенных наполовину артиллерийским огнем и общипанных пулями почти голых стволов сосен и елей, освещенных луною, струятся синеватые дымки из блиндажей и землянок.
В одной из них, у хода сообщения, на кровати из веток и патронных ящиков сидит командующий ротой поручик Арский и при свче пишет вечернее донесение. Против входа в землянку, у импровизированной печки с трубой из консервных банок расположился с полевым телефоном телефонист ефрейтор Недойводенко, попавший в команду связи по протекции и за свою малограмотность постоянно посылаемый из штаба полка на передовые позиции. От нечего делать, вполголоса, чтобы не беспокоить их благородие, он развлекается телефонными вызовами: "Та! - та-а-а-та: - та-а-а... - гудит телефон: "Штаб батальона? Это ты, Матяш?... Так, ничаво… Поверочка"...
Или: "Кто дует? Кто дует? А, это вы, артиллеристы, и опять вцепились в нашу линию! Ваш третий сверху, а наш четвертый", - и так далее.
Вот дверь в землянку отворилась, и в ней сначала появилась рука с судками, а за ней согнувшаяся маленькая фигурка денщика Арского Феликса. За его любовь вставлять в русскую речь польские слова и фразы солдаты называли его полячком.
- Здравствуй, Феликс! Давай письма и папиросы, - как всегда, поощрительно весело обратился к нему Арский.
- Вы вчерась два получили, а где больше письмам быть? - ставя на столик судки, развязно ответил Феликс.
- Кухни пришли? - деловито осведомился у него Арский.
- Точно так,
Отправив Недойводенко ужинать, Арский принялся за свой незатейливый ужин.
В это время над окопами послышался характерный свист тяжелого снаряда, за ним глухой далекий выстрел и где-то в тылу окопов разрыв. Феликс не без волнения посмотрел вверх, как будто через громоздкие бревна потолка хотел увидеть пролетавший снаряд.
- Цо то за война? - резюмировал он. - Ниц не видно, грамата щелет. А что, ваше благородие, если сюда попадет, то прибьет? - не без тревоги спросил он и вышел было из землянки, но сейчас же, чуть не задев головой за низкий косяк дверей, вскочил обратно.
- Зараз пшиде! Зараз пшиде, ваше благородие! - прокричал он.
И действительно, один за другим просвистели и где-то позади разорвались еще два снаряда.
- Ты почем знаешь? - спросил его Арский.
- А я видел, як блискает у него.
- Сдается, ваше благородие, что по штабу полка чешет, - предположительно высказался вернувшийся Недойводенко и поднес для пробы Арскому свой котелок.
Арский съел одну ложку, похвалил борщ, "а кашу нечего пробовать, она всегда хороша".
Отпустив со срочным донесением Феликса, Арский достал из полевой сумки присланное ему для ознакомления, с надписью : "секретно, в окопы не брать", наставление генерала Гурко по постройке оборонительных полос и начал его читать.
Феликс, выйдя из землянки, протер снегом судки и, закурив офицерскую папиросу, подгоняемый свистом очередного снаряда, пустился бежать к лесной поляне, куда один раз в сутки и только ночью приезжали ротные кухни и приходили со всем необходимым денщики офицеров.
- Спроси штаб полка, куда ложатся снаряды, - зевая и безразличным тоном приказал телефонисту Арский.
Загудел телефон и началось обыкновенное:
- Батальон? Ты, Жучков? Дай штаб полка! Штаб полка? Да што ты гуркотишь? Ты нажимай клапан! Клапан-то, говорю, нажимай! Слушай, кто у телефона? Ты меня слышишь? Вот опять начал горкотать! Клапан! Ты клапан нажимай! Ну, вот, это ты, Солбцов? Кто? Как? Зомбо? Откуда ты? Ну, и беспонятный же ты! Понасажали вас там у штабу полка! Слушай ты, Замби или как тебя тай, ты не из жидов ли будешь?
- Перестань выражаться, - строго сказал Арский и сам взял трубку.
- У телефона командующий 8-й ротой, попроси к телефону полкового адъютанта. Здравствуй, Борис Валерианович, - приветливо дружески произнес он.- Что у вас? Разожгли костры и по ним? Так! Дело не в этом. На новом направлении у противника появилась тяжелая батарея. У вас видны вспышки? У нас отлично. Передай, пожалуйста, это Нацвалову. Что, предполагается смена полка? Отлично. Спокойной ночи.
Выпустив еще несколько снарядов, противник прекратил огонь, и наступила обычная тишина зимней кампании.
В землянках бывшие в течение дня в нарядах стрелки расположились в повалку на отдых, а выспавшиеся и не попавшие в ночной наряд сидели кружком у горевшей печи.
Неожиданное нападение противника не допускалось, так как ночные действия им вообще не практиковались и о них даже не было слышно, да, кроме того, приняты были особые меры для предупреждения заблаговременно дежурных и наблюдателей-часовых о появлении врага, между окопами. Зимой секреты не высылались, но по берегу замерзшей реки в камышах и кустах были развешены пустые консервные банки, довольно сильно звякавшие при прохождении мест их расположения. Осветительные ракеты у нас только начали появляться, хотя в них, по указанным причинам, особой нужды не было. Но зато противник, будучи научен нашими удачными, без артиллерийской подготовки, ночными атаками и между-окопными поисками, ракетами пользовался в изобилии.
Арский хотел было прилечь после ужина, как дверь в землянку отворилась и в нее просунулась голова часового и, крикнув:
- Ваше благородие, у переде шелестит, - исчезла.
В начале Арский не придал этому особого значения, так как тревоги по "шелестам" бывали и раньше, но когда вслед за часовым вошел младший офицер прапорщик Грен и должил, что бренчат банки, Арский накинул на шею бинокль, взял револьвер и поспешил в окопы, где тревога уже была в полном разгаре:
- Все вон! по местам! смотри в оба! старайся разглядеть и не пали много зря. Взять только подсумки и патронташи! Ты, Блотский, что вещевой мешок одел?! Думаешь, что стрекача давать будем? Положь его обратно и живо! Шестков, раздай своим ручные гранаты! Не
курить! - и так далее, распоряжались унтер-офицеры.
Арский ясно услышал отчетливое звяканье консервных банок. Нет сомнения, противник перешел Шару.
Ночная тишина нарушилась ружейным и пулеметным огнем. Пущенной в направлении бренчащих банок красной ракетой дали знать артиллерии об открытии огня.
Недойводенко, оставшись один, не отнимал телефонной трубки от уха: "Восьмая рота! Восьмая! Восьмая!" - услышал он.
- Восьмая слушает.
- Сейчас открывает огонь артиллерия - говорит чей-то резкий и властный голос. - Сообщите немедленно, как ложатся снаряды, недолеты или перелеты, и пожалуйста в саженях.
- Слушаюсь, - ответил Недойводенко.
Засвистели наши снаряды, и сейчас же за ними - глухие разрывы.
- Ну что, как разрывы? - спрашивает тот же грубый и нетерпеливый голос.
От недоумения у Недойводенко зашевелились волосы на голове и на лбу выступил пет.
- Снаряды? - переспрашивает он и, вспомнив кой-какие замечания офицеров по этому ПОВОДУ в прошлых боях, робко отвечает: - Ничаво, тилько шрампель дюже высоко рветця, ваше-с-с-с...
- Какая шрапнель, когда мы стреляем гранатами?! - услышал он тот же раздраженный голос. - Кто у телефона?
- Ефретор Недойводенко.
- Попроси к телефону командира роты.
- Слушаюсь, ваше-с-с-с... - не зная, с кем говорит, промямлил Недойводенко и бросился было вон из землянки за командиром роты, как резкий и особенно длинный гудок телефона вернул его обратно.
В незапертую дверь слышны были какие-то команды и все учащающийся ружейный огонь. Над головой свистели снаряды.
- Восьмая?! Восьмая?! - услышал он на сей раз чей-то пискливый голос.
- Восьмая слушает, - по привычке отвечает Недойводенко.
- Что у вас в роте?!
- В роте-е-? - тянет, сбившись с панталыку, Недойводенко.
- Да, в роте, а не у тебя в... - с крепким солдатским словом прокричал тот же голос, и опять: - попроси к телефону командира роты.
На сей раз Недойводенко, не обращая внимания на телефон, выбежал вон с твердым намерением найти командира. В окопах обратился он к первому попавшемуся ему стрелку, который, выпустив пятую пулю, поспешно вытаскивал из патронташа обойму.
- Слушай! - обратился к нему Недойводенко, - иди и позови быстро к телефону командира роты.
- Тоись как это я покину свое место, когда нас до Фердинандова носа только три человека? - ответил ему, возмущаясь, стрелок и принялся заряжать винтовку.
"Где его искать? - думал Недойводенко, - чи направо, чи налево? Вот жара!"
Но тут ему повезло. Он увидел шедшего к нему с прапорщиком Греном командира.
- Прекратить огонь. Мест своих не покидать и быть всем в полной готовности, - приказал Арский своему младшему офицеру и направился к своей землянке.
Раздались протяжные свистки и настала полная тишина, нарушаемая только распоряжениями унтер-офицеров:
- Дозарядить винтовки! Смотреть вперед! Вы куда прете? По местам! А здесь почему залезли в блиндаж? Вон, живо!
- Мы думали, что ложна тривога, - отвечали им, быстро выходя и занимая свои места, стрелки.
- Какая ложная тревога, когда он, может быть, тут уже?! - ворчало начальство.
Войдя к себе, Арский взял трубку и сам вызвал командира батальона.
- Аполлинарий Александрович, - услышал он голос своего командира батальона, - наконец я с вами связался. Что у вас там?
- Господин полковник, - начал докладывать Арский, - вероятно, противник перешел Шару. Звон банок слышен был почти перед всем фронтом моей роты. Странно только, что со стороны противника, за все время тревоги, не было произведено ни одного выстрела - ни ружейного, ни артиллерийского. Стрелявшая по штабу полка тяжелая артиллерия прекратила огонь еще до тревоги, и с позиций противника непрестанно летят ракеты. Казалось бы, что освещать себя в это время противнику нет никакого смысла.
- Позвольте, позвольте! - перебил его батальонный командир. - Вы говорите ракеты, это понятно, так как, проиграв внезапность, противник ракетами вводит вас в заблуждение, что тревога ваша ложна, для того, чтобы без потерь по добру по здорову вернуться в окопы или, накопившись, продолжать нападение, хотя я последнее никак не допускаю. Сейчас к вам прибудет команда разведчиков, они впереди знают все ходы и выходы, выяснят вам положение, ну, а если нужно будет, то усилят вашу линию огня. Вы прекратили огонь - отлично. Соблюдая полную боевую готовность, подождите, а впрочем я уверен, что могу вам пожелать спокойной ночи.
- Спокойной ночи, господин полковник, - ответил Арский и вышел в окопы.
Уткнувшись в амбразуры, стрелки курили в рукава и переговаривались между собой.
- Субботин, тебе хорошо видать? - спрашивал полушопотом один голос.
- А мне и видать нечего, - отвечал Субботин. - Я как положу винтовку, так она в аккурат по проволочному заграждению наведена.
Вскоре прибыла команда разведчиков и, получив от Арского направление, отправилась на поиски.
В совершенной тишине прошло десять, а может быть и больше минут томительного ожидания. Но вот впереди послышались сдержанные и смешанные голоса. Мало по мало стали различаться и слова:
- Неси сюда, куда пошел? - ясно слышен был голос начальника команды.
- Нога ранена и хочет бежать. Пристрелить бы! - отвечали ему.
- Шаркни его штыком и не стрелять!
- Не сметь добивать! - услышав последнее, несдержанно громко крикнул Арский, чем со стороны противника выпрял ракету и два выстрела.
После этого на бруствере окопа, на фоне синего неба, выросли черные фигуры разведчиков, и на дно окопа одна за другой брякнули четыре туши диких коз.
