ВЕСТНИК ПЕРВОПОХОДНИКА
История 1-го Кубанского похода и Белых Армий

Я с удовольствием принял предложение Луэро поехать к нему. Пока мы подымались в его "Фиате" по ярко освещенной виа Венетто, полковник мне сказал, что, к сожалению, его супруги нет в Риме, однако, он уже позвонил к себе домой и предупредил прислугу, чтобы нам приготовили ужин.

Мы вошли В небольшой но исключительно красивый по архитектуре особняк полковника. Сначала уселись в гостиной, где были приготовлены аперитивы. Начались разговоры, ведшиеся уже в совсем неофициальном порядке. Общее впечатление от обмена мнений, весь "климат", царящий в уютном доме гренадерского офицера, - были исключительно приятные: полное отсутствие шовинизма, самомнения, искренняя доброжелательность по отношению ко мне, иностранцу. Меня расспрашивали про традиции русской императорской армии; я, конечно, интересовался жизнью итальянского офицерства, их отношениями к Муссолини и королю.

Когда, по приглашению гостеприимного хозяина, из гостиной мы перешли в столовую и к легкой "антипасто" (закуске) подали ледяное белое вино, присланное синьорой Луэро из Ломбардии, разговоры стали еще задушевнее, еще искреннее. Я почувствовал, что меня считали уже вошедшим в итальянскую офицерскую семью. Но сознаюсь, что некоторое раздражение вызвали провозглашенные тосты: "За присоединенную к Итальянской империи - Албанию", "За новый итальянский полк на службе Е.В. короля Италии... и Дуче..."

"Как они не понимают, - подумал я, - что нетактично в моем при сутствпи пить за присоединение Албании к Италии?"

Когда же, перед сладким, откупорили бутылку "Асти спуманти" (французского шампанского не пили ио патриотизма) и какой-то маленький смуглый подполковник обратился ко мне с вопросом, когда я запишусь в члены фашистской партии, то я не стерпел и резко ответил:

- Никогда. Я начал свою военную службу в 5-м уланском Литовском полку; шефом его был король Италии Виктор Эммануил 3-й, которому теперь я буду иметь честь присягать. Я сражался в русской императорской армии против Германии и Австро-Венгрии - наших с Италией общих врагов; потом - против большевиков в России; уже в эмиграции, после службы в пограничной страже королю С.Х.С. Александру, по воле Божьей, я помог Ахмету Зогу свергнуть про-коммунистическое правительство в Албании и присягал ему, как королю. Я - военный по ПРОфессии; ГОРД тем, что мне поручено командование итальянским полком, что тот же король Виктор Эммануил, который был шефом моего полка в императорской России, будет опять моим шефом. Я привык к нашей старой русской традиции, что армия вне политики. Поэтому я никогда ни в фашистскую, ни в какую иную политическую партию не вступлю"...

Наступило гробовое молчание. Большинство присутствующих смотрело в сторону. Луэро почему-то с большим интересом стал рассматривать висевшую на стене картину кисти де Кирикка, словно раньше не замечал изображенных на ней длинногривых белых коней, выходящих из морских волн...

Потом один из присутствующих, высокий гренадерский майор, подошел ко мне и молча крепко пожал руку. Сам хозяин дома и несколько человек его гостей последовали его примеру.

Я не понял в этот вечер причины этого дружеского жеста, явно одобряющего произнесенные мною слова. Резко отказавшись вступить в фашистскую партию, я не ожидал такой реакции. Думал, что добровольно иду на большой риск. В уме промелькнуло: "А может быть, пожатием руки мне выражали соболезнование в предвидении будущей немилости Дуче, со всеми ее последствиями?". Многие мои русские друзья давно считали меня авантюристом, но мне казалось, что настоящая "авантюра" может начаться только теперь, когда я наотрез отказался стать фашистом... Опять мысленно вспомнил свое прошлое:

"Нет, я не авантюрист, так же, как не авантюрист и тот русский кадровый офицер, который уже несколько лет командует гвардией принца монакского. И он, и я - профессиональные военные, продолжающие за рубежом наше ремесло. Главное - не вмешиваться в политику".

Очень скоро после этого памятного вечера 7-го апреля 1939 года я имел возможность убедиться в том, что присутствовавшие на ужине офицеры искренне одобрили мои слова. Уже после нескольких недель службы в итальянской армии я понял, что итальянское офицерство, хотя и отдавало должное заслугам Дуче перед страной, однако, внутренне не могло простить Муссолини его отношения к королю. Первую роль в стране играл диктатор, а Виктор Эммануил 3-й был только послушной марионеткой в его руках...

Но за ужином у Луэро никто из присутствовавших не высказал вслух затаенную обиду за династию Савойев. Наоборот, после моего выступления начались разговоры о том, каких блестящих результатов удалось добиться Муссолини за годы управления страной.

Вспомнили, как после войны 1914-18 г.г. в Италии наступил полный моральный упадок и царил невероятный политический хаос. В парламент оказались выбранными депутаты стольких партий, что им было невозможно столковаться между собой. Как результат, министерства сменялись непрерывно. Это создавало благоприятную почву для распространения марксистских доктрин: в любой момент можно было ожидать катастрофы, то есть коммунистического переворота.

Ведь из далекой России приходили захватывающие воображение итальянцев вести: - Новый мир, новый строй - с востока шел луч света, надежды на лучшее будущее человечества... Правда, также доходили слухи о голоде, о лишениях населения, об административною произволе, вандализме и бедствиях... "А впрочем, - думало большинство итальянцев, - наверное, эти бедствия уж не так велики и страшны, красный террор не такой чудовищный, как их описывали беженцы, состоящие из ретроградов, аристократов и помещиков, не могущих простить новой власти того, что она поделила их земли между крестьянами... Конечно, возможно, что бывали, да и теперь еще случаются ненужные жестокости и крайности в России; но эти эксцессы объясняются реакцией освобожденного после многолетнего рабства народа и вполне естественны... К тому же, одно дело варварская Россия, а другое - Италия, с ее традициями и многотысячелетней культурой, а главное - гуманностью и мягкостью характера. На родине Данте никогда большевизм не сможет принять той формы, которую он, говорят, принял в СССР...

Так рассуждали: большинство политических деятелей, интеллигенция, уж не говоря о рабочих северных промышленных районов Италии, о мелком купечестве и мещанах маленьких городов.

Однако, самое поразительное, что идеями Карла Маркса увлекались и многие крупные землевладельцы, потомки феодальных "синьоров", в чьих руках веками находились старинные замки и тысячи гектаров земли. Владельцы этих несметных богатств почему-то считали, что материально ничего не потеряют, если коммунистический строй воцарится в Италии. Зато выиграют - каким образом, неизвестно - те бедные безземельные мужики, которые продолжали ютиться, как и тысячи лет тому назад, в пещерах юга страны...

Не вдаваясь в подробности, как это произойдет, многие итальянцы эпохи, непосредственно следующей за войной 1914-18 г.г., свято верили в тот рай земной, который им обещали коммунисты. Социалисты менее крайнего уклона, к которым примкнул еще до Первой Мировой войны и Бенито Муссолини, тоже сулили Италии всякие мирские блага, но считали, что процесс перемены строя и водворения социализма должен быть менее скорый, более эволюционный, чем тот, которым хотели итти коммунисты.

После восьми лет пребывания на действительной итальянской военной службе, вспоминая мои личные наблюдения и рассказы знакомых, я пришел к следующим заключениям: безусловно, вышеприведенные рассуждения о том, что коммунизм в Италии, если бы воцарился, то был бы не таким, как в России, - не выдерживали никакой критики. Что касается рассказов о мягкости и гуманности итальянцев, то они соответствовали действительности.

Достаточно вспомнить, что при фашистском строе, за все годы его существования, был убит один Маттеотти, социалист, открыто боровшийся с Фашизмом. Любимым методом воздействия чернорубашечников на противников было вливание в их горло большой дозы касторки... Даже полковник, выстреливший в строю, во время парада, в Дуче, отделался заключением, а после падения режима Муссолини был выбран сенатором. ..

Гуманность свойственна всем итальянцам - независимо от их социального положения и политических взглядов. Самое поразительное, что даже коммунисты в Италии проявляли исключительную для них мягкость. Рассказывал мне, например, такой случай из своей жизни один знакомый офицер. Вскоре после конца Первой Мировой войны он командовал ротой недалеко от Болоньи. В это время коммунисты севера Италии то и дело устраивали восстания для борьбы с правительством. Мой знакомый ехал как-то вечером на велосипеде за ГОРОДОМ, ПОД Болоньей. Было уже темно. Он свалился в канаву и довольно сильно ушибся; когда он пришел в себя то оказалось, что он потерял ориентировку. Недалеко он увидел ярко-освещенные окна какого-то дома. Постучал в дверь и, услышавши приветливое "аванти", вошел. Оказалось, что в этом доме в это время происходило заседание главного штаба коммунистической партии для обсуждения плана проектируемого на следующий день в Болонье вооруженного восстания. Хотя мой знакомый был в полной офицерской форме, один из коммунистов не только объяснил ему его дорогу, но даже провел на улицу и показал, куда надо ехать.

Но, возвращаясь к началу политической карьеры Муссолини, интересно вспомнить, что социалисты сначала были против вмешательства Италии в вооруженное столкновение. Муссолини же, как только началась война 1914 года, считал, что в интересах страны - не война на стороне Тройственного Союза и не соблюдение нейтралитета, а активный переход на сторону России, Франции и Англии. Он убедил в этом социалистов, депутатов в парламенте, и, благодаря их инициативе, Италия вступила в войну против своих бывших союзников. Муссолини впоследствии очень гордился тем, что повлиял на решение, принятое Италией; тем более что все итальянцы приписывают своей стране заслугу победы над Германией. Они считают, что разгром Германии явился следствием итальянской победы при Витторио Венетто в 1918 году и заключения перемирия с Австро-Венгрией.

Однако, спасти родину нельзя было одними отрицаниями и критикой существующего беспорядка. Нужно было создать новую формулу и противопоставить ее принципам старого конституционно-монархического строя. С этой целью Муссолини уже в 1919 году приступил к выработке программы новой политической партии, во главе которой он стал сам. Цель была - не только материально, экономически поднять страну, но и вернуть ее к могуществу времен римских цезарей. Эмблемой партии выбрали связку прутьев - фашио - и вложенную в нее секиру; таким образом, следуя примеру древних римлян, символизировали власть, основанную на единении и силе.

С 1919 года Муссолини выступал лично на многотысячных собраниях в разных городах Италии; одновременно редактировал газету Б Милане; пропагандировал идеи твердой власти, которая должна была привести страну к благоденствию... Так как, для достижения этой цели, программа фашистов включала свержение существующего режима, то, естественно, правительство короля было настроено враждебно по отноше- нию к Муссолини. Однако, демократическая свобода имела настолько глубокие корни в Италии после окончания войны, что, несмотря на явно анти-правительственную пропаганду, Муссолини отделался от властей всего недолгим арестом... Пропаганду он вел, впрочем, не одними словами, а уже в марте 1919 года образовал группы Italiani di Combatimento, а весной 1921 года - "Squadri d'azione" - "отряды действия" чернорубашечников.

Политическая программа Муссолини или, верней, его отношение к монарху резко изменилось в результате одной случайности.

Муссолини выступал в Неаполе перед многочисленной толпой. Как обычно, он стал призывать народ к поддержке фашистской партии, стал излагать цели фашизма. Под конец речи он намеревался изложить программу действия фашистов: свержение существующей власти и династии Савойев, объявление управления страной фашистской партией. Фашистский вождь начал заранее подготовленную речь, намереваясь сказать, что король Виктор Эммануил должен быть свергнут, но как только он начал Фразу со слов: "Король Виктор Эммануил...", толпа перебила его громкими и долгими криками: "Вива ил ре!" - "Да здравствует король!"

Муссолини замолчал. Закрыл лицо руками. Толпа замерла и замолкла. .. Оратор все молчал. За несколько минут он мысленно пересмотрел всю программу партии. Он понял, что популярность дома Савойев и в частности короля Виктора Эммануила 3-го такова, что народ не пойдет против трона. Муссолини открыл лицо, выпрямился и громко произнес:

- Да здравствует король!

Так случай, реакция неаполитанской толпы на незаконченную фразу, на слова "король Виктор Эммануил" - повлияли на решающий в итальянской истории ход событий: фашисты сделались монархистами.

Естественно, что с этого момента и король стал поддерживать Муссолини. Итальянский монарх это доказал, когда в декабре 1922 года Муссолини начал знаменитый поход на Рим. Уже подойдя вплотную к Вечному Городу, чернорубашечники решили переночевать, не входя в пределы столицы Италии. Король Виктор Эммануил 3-й, находившийся в своей личной резиденции на вилле Савойи, отдал приказ, чтобы войска не выходили из казарм и чтобы полевые кухни с ужином были немедленно отправлены фашистским отрядам.. На следующее утро Муссолини сделал свой триумфальный вход в Рим.

Ужин у полковника Луэро затянулся поздно: вспоминали и комментировали приход к власти фашистов; потом говорили о тех огромных переменах, которые произошли в жизни страны с тех пор, что Муссолини пришел к власти. Большинство присутствовавших считало, что Дуче вполне оправдал возложенные на него надежды народа, очень объективно признавали его заслуги, и это - несмотря на затаенное некоторое внутреннее раздражение и обиду за КОРОЛЯ, которого Муссолини как бы отодвинул на второй план... Говорили о том, что мир вообще вступил в эру диктатур, так как диктатура без давления извне не может быть свергнута. Небольшое ядро преданных ей людей всегда может, при современной технике, противостоять даже всему народу... Что может сделать толпа, вооруженная палками и ножами, против танков, пулеметов и газов? 20 лет большевицкого режима в России вполне это подтверждают...

Я спросил: - "Но в таком случае какова будет судьба Италии, если ее вождь сделает какую-нибудь грубую ошибку, могущую отрицательно повлиять на всю историю итальянского народа?"

Последовал ответ, который я вспомнил в момент, когда Gran Consiglio - главный фашистский совет - во главе с Чиано - свергнул Муссолини и привел маршала Бодолио к власти. Этот ответ гласил: - Ci pensiamo noi - "Об этом позаботимся мы".