ВЕСТНИК ПЕРВОПОХОДНИКА
История 1-го Кубанского похода и Белых Армий

У Н.Н. в кармане был драгоценный документ: письмо самого Черчилл, в котором Сэр Винстон давал распоряжение власть имущим англичанам оказывать ему, Н.Н., всевозможную помощь и содействие. Племянники Черчиля, по возвращении "домой", то есть в Англию после перемирия попросили "великого дядюшку" прислать и_ приятелю Н.Н., на всякий случай, это письмо.

Н.Н. решил им воспользоваться, предъявив его в команду польских частей ген.Андерса, находившуюся в это время в Риме. Поляки выслушали Н.Н. внимательно и предложили ему поступить к ним на службу во "второй отдел" ("двуйка"), другими словами, заняться шпионажем. В от вет на решительный отказ Н.Н. принять этот пост, его арестовали, отобравши при этом письмо Черчиля. Н.Н. был отправлен немедленно в лагерь для "военных преступников" в Римини, которым заведывал молодой и бойкий капитан английской службы. Н.Н. хорошо говорил по английски научившись этому языку у племянников Черчиля еще в Дахау. Поэтому ему было нетрудно объясняться с новым начальством, но, несмотря на все его протесты, письмо Сэра Винстона не было ему возвращено. Тогда Н.Н. написал опять в Лондон, но ответа не получил... Спустя некоторое время, поняв, что администрация лагеря не отослала его письма племянникам Сэра Винстона, Н.Н. явился к капитану и заявил ему, что он больше сидеть в лагере не намерен. Он поставил своему начальнику ультиматум, что если капитан его не отпустит на свободу в течение трех дней, то он убежит; на что последовал короткий ответ:

- Попробуйте! - и капитан рассмеялся...

Три дня спустя Н.Н. исчез из лагеря, причем не один, а "сам-шест", так пятеро других русских "ушли" или, вернее, "выехали" вместе с ним. Дело в том, что по инициативе опытного в такого рода предприятиях Н.Н. эти шесть человек забрались в шесть бочек с нечистотами, которые ежедневно вывозились из лагеря... Каким образом и в каком виде, оказавшись вне проволочных заграждений, они вылезли из бочек, Н.Н. не рассказывал, предоставив мне фантазировать на эту тему. Думаю, что ни сам Н.Н., ни его спутники, за время пребывания в бочках, не выросли так, как маленький царевич в "Сказке о царе Салтане" и вряд ли головами вышибли дно бочек...

После побега из Римини и благополучного освобождения из бочек, все шестеро добрались до Рима, уже знакомого Н.Н. Вся группа немедленно направилась в Чинэ-Читта. Н.Н. опять написал в Лондон и в кратчайший срок получил письмо, подписанное еще раз Винстоном Черчилем, с приказом всем военным властям оказывать ему помощь и содействие.

В Чинэ-Читта он узнал о моем существовании и о связях в полиции пришел ко мне на дом и попросил устроить ему и его спутникам по путешествию Римини-Рим все нужные итальянские документы. Я немедленно провел всю группу к Коке в иностранный отдел "Квестуры", и все нужные бумаги были сразу же получены.

Что касается самого Н.Н., то я ему посоветовал пойти с Черчилевским письмом в Британское Военное Командование и обратиться там в от дел разведки (интеллидженса), главой которого был, как я знал, некий майор Г., русский, начавший свою "карьеру" в Абиссинии. Попал он в Эфиопию еще в 20-х годах. После завоевания страны Италией там началось эфиопское партизанское движение, к которому примкнул Г. В первое время после занятия Аддис-Абебы войсками маршала Бадолио, император Гаилэ-Сэласиэ, окруженный оставшимися ему верными эфиопами, находился в горах Судана. Итальянская пресса, восхваляя победы фашистских войск, долго не переставала издеваться над несчастным Негусом Негести (королем королей), который, оставшись еще "императором" на горных вершинах Судана, отдал приказ непрерывно, день и ночь, бить в барабаны; как объясняли это итальянские журналисты - с целью оглушить итальянцев.

Из Судана, через Палестину, Гаилэ Сэласиэ пробрался в Англию, где он пробыл до мая 1941 года, когда вернулся на трон Эфиопии. Как все политические беженцы, будучи в изгнании, Негус пробовал влиять на британское правительство, прося об оказании помощи партизанам, сражавшимся против итальянских войск. Не знаю, подействовало ли красноречие черного императора или англичане решили оказать помощь абиссинцам по другим причинам, но так или иначе, в Эфиопию полетел военный аэроплан, с которого спустился на парашюте старый английский полковник, который и взял в свои руки командование абиссинскими партизанами. Повидимому Г., за годы пребывания в стране Негуса Негести, почувствовал себя эфиопским патриотом, так как сделался деятельным помощником английского "атамана" эфиопских партизан. После возвращения Негуса британское командование оставило Г. в Абиссинии, и только после занятия союзниками Вечного Города он был переведен, уже в чине английского майора, в Союзную Контрольную Комиссию в Риме.

Итак, Н.Н. явился к Г., показал ему письмо Черчиля и попросил его устроить на какую-нибудь работу. Г. сказал, что ему как раз нужен инспектор британских лагерей для военных преступников и что он, Г., предлагает ему эту должность, причем хотел бы, чтобы Н.Н. начал свою службу с поездки в Римини, в качестве ревизора находящегося там (и хорошо знакомого Н.Н.) лагеря...

Не трудно себе представить, с каким наслаждением Н.Н. принял предложение Г. и с каким рвением приступил к исполнению своих новых служебных обязанностей. На следующий же день после разговора в Союзной Контрольной Комиссии английский военный "джип", с сидевшим за рулем воином "на службе Его Величества", подкатил к главному входу лагеря в Римини. Сидевший рядом с шофером Н.Н. велел караульному доложить начальнику лагеря о своем прибытии и, не назвавши своей фамилии, добавил только, что дело спешное и что он, мол, ревизор, посланный (не из Санкт-Петербурга, а) из Рима...

Н.Н. провели немедленно в кабинет того самого капитана, от которого всего две недели тому назад он бежал в бочке с нечистотами... При виде Н.Н. капитан начал кричать: "Я вас арестую немедленно..." Тогда бывший узник Риминского лагеря спокойно приблизил к глазам рассвирепевшего капитана приказ, подписанный начальником Контрольной Комиссии, о назначении Н.Н. инспектором британских лагерей военных преступников. Последовала "немая сцена", несколько напоминающая (конечно, с поправкой на место действия и эпоху) конец последнего действия Гоголевского "Ревизора"...

Итак, наведя порядки в Римини и в некоторых других лагерях, Н.Н. вернулся в Рим, и мы стали с ним часто встречаться, главным образом в связи с оказанием помощи русским беженцам из разных лагерей, где им грозила выдача Советам. В это время политическое положение в Италии было очень тревожное. Коммунисты крепли и, стараясь захватить власть в свои руки, сеяли раздоры, поощряли преступность и всячески содействовали всяким беспорядкам. Союзные войска не были в состоянии успешно бороться с жульничеством, воровством и даже убийствами, которые распространились всюду в Италии с уходом немецких войск. Так, например, на следующий день после "освобождения" Рима, шеф английской военной полиции (М.Р.), ночью прибывший в предместье Вечного Города из Неаполя, заметил на дороге лежащий труп какого-то штатского. Он велел шоферу и сопровождавшему его сержанту положить покойника в свой джип, после чего подъехал к ближайшей военной полицейской станции. Втроем они вошли в помещение этой станции, чтобы попытаться выяснить, кто был убитый, оставивши труп в машине. Вернувшись в джип через несколько минут, покойника в нем не нашли. Полиция принялась за поиски и очень скоро, в нескольких метрах расстояния от станции, нашла совершенно голое тело...

Итак, начавшаяся сразу после ухода немцев преступность продолжалась, и коммунисты старались еще раздувать факты убийств, грабежей, объясняя их нищетой населения и, как всегда, обещая в случае своей победы дать "пролетариату" золотые горы... В результате, с заходом солнца население Рима боялось выходить на улицу. Помню, я как-то возвращался домой по совершенно пустынному месту. Был я в штатском, и при мне не было оружия. Увидев карабиньера, шедшего в том же направлении по противоположной стороне улицы, я решил, что "уютнее" нам было бы идти вместе, и перешел улицу. При виде этого вооруженный карабиньер ускорил шаг. Я - за ним; но, к моему удивлению, я увидел, что храбрый блюститель порядка бросился от меня бежать...

Запуганы были не только карабиньеры, но страх коммунистов и грабежей распространился всюду. Впрочем, как мне пришлось убедиться несколько позже, и в самой Квестуре, не без основания, боялись все более и более бушевавшей толпы. Как-то раз, когда я с Н.Н. зашли по нашим обычным делам в иностранный отдел полиции, Кока попросил меня пройти в кабинет главного начальника Квестуры. Настроение было тревожное: с минуты на минуту ждали коммунистического переворота, подготовляемого Таллиати. По улицам города ходили толпы демонстрантов с портретами Ленина и пением "Интернационала" - картина знакомая.

Главный шеф полиции объяснил мне, что, по только что полученным им сведениям, ближайшая цель коммунистов была - захват Квестуры и что штурм здания, в котором мы находились, мог начаться в любой момент. Мне было предложено немедленно организовать оборону.

Я назначил Н.Н. защищать подвальный этаж, находившийся на высоте тротуара, а сам занялся подготовкой обороны остальных этажей. Оружия было много, и я имел в своем распоряжении полный штат полицейских и чиновников. Однако, защищаться не пришлось, так как бушующая толпа прошла по параллельной улице, удовлетворившись прокоммунистическими выкрикиваниями и угрозами по адресу членов королевского дома Савоев...

Вскоре после этого инцидента в Квестуре я переехал на юг Франции, но часто по делам возвращался в Рим. Положение в Италии еще долго оставалось очень тревожным, и влияние коммунистов не ослабевало.

В мой последний приезд в Рим я заболел и лег в госпиталь. Это было как раз перед плебисцитом, который должен был решить, останется ли Италия королевством или будет объявлена республика...

Король Умберто, в пользу которого отрекся от престола Виктор-Эммануил 3-й, был очень популярен, но коммунисты тоже пользовались большим влиянием и были к тому же хорошо вооружены. "Партито Итальяно Коммунисто" объявило, что если Италия останется монархией, то они выступят открыто и произведут большевистский переворот. Армии италианской в этот момент почти не было, американцы (оккупационные войска Соед.Штатов еще находились в стране) были открыто против монархии. (Любопытно, что Америка, которая всюду противилась восстановлению монархического строя, признавала, до самой его смерти, только Ахмета Зогу и не имела дипломатических сношений с коммунистической Албанией). Чтобы не дать коммунистам большинства (в Италии в это время было 132 политических партии), говорили, что даже Ватикан посоветовал всем членам и сочувствующим "акционэ католика" голосовать за республику.

Однако, в эпоху, предшествовавшую плебисциту, я был настолько болен - у меня была тяжелая форма воспаления легких - что я мало интересовался исходом народного голосования. Помню только, что доктор, лечивший меня, был коммунистом. У моей госпитальной койки стоял столик с радио с наушниками, которыми я как раз пользовался, когда в палату вошел врач-коммунист. Он знал, что в это время по радио говорил Толиати и, даже не поинтересовавшись состоянием моего здоровья, отобрал у меня наушники, стал смирно и не двинулся во время всей речи коммунистического вождя. Когда Тольяти закончил свое обращение к итальянскому народу, в котором он между прочим сказал, что когда придет к власти, то расстреляет в первую очередь всех журналистов, писавших против него, доктор смог только произнести: "Какой великий человек!"

Несмотря на то, что лечивший меня врач был коммунистом, я все же выздоровел и вернулся во Францию, где временно поселился на юге, в нескольких километрах от Канн. Н.Н. некоторое время жил там у меня и, по личному приглашению сэра Винстона Черчиля, два раза ездил в Англию. Потом он переехал в Париж, где было легче найти работу, чем на Ривьере. Насколько он был талантлив и способен, видно из того, что вскоре он выдержал экзамен (очень трудный и требующий основательного знания истории искусств и французского языка), чтобы стать гидом музея Лувра. Уже после моего отъезда в Америку, в 1949 году, Н.Н. женился и переехал в Германию, и моя связь с ним прекратилась.