ВЕСТНИК ПЕРВОПОХОДНИКА
История 1-го Кубанского похода и Белых Армий

Итак, по выходе в отставку в 1947 году, я переехал во Францию. Там я узнал, что сестры короля Зогу, в сопровождении целого "двора", находятся тоже в Париже. Я немедленно отправился к ним в отель "Жорж 5-й". Портье этой фешенебельной парижской гостиницы позвонил в королевский апартамент, назвал мою фамилию, и буквально через несколько секунд передо мной предстал хоть и довольно сильно постаревший, но такой же жизнерадостный, как и раньше, мой большой друг Хюсейн Сельмани. Конечно, служащие французских гостиниц, на своем веку видавшие разные виды, к экзотике привыкли. Однако, все же шумное проявление радости "балканского разбойника" обратило их внимание.

Я поспешил усадить своего приятеля в кресло, сел рядом с ним; однако, только мы начали вспоминать старые дни, как к нам подошел не то лифтер, не то какой-то другой служащий в форме, которой мог бы позавидовать не один балканский офицер, и доложил, что Ее "Султанское" Высочество принцесса Сония изволили звонить по телефону из своего апартамента, куда просят пожаловать нас, то есть Хюсейн-Бея и меня.

Мы поспешили подняться на второй этаж и вошли в приемную: классическая золоченая мебель и, конечно, бюст Марии Антуанетты на незажженном камине, у которого сидели три принцессы: Сония (супруга претендента на турецкий престол), две младшие сестры короля Зогу и их компаньонка-француженка. Обе "холостые" принцессы были невероятно худы, одеты в траурные черные платья.

После ряда приветственных восклицаний и шумного выражения радости по поводу нашей встречи, в комнату внесли, по албанскому обычаю, черный турецкий кофе и всякие восточные сладости. Принцессы не только не прикоснулись к пастиле и рахат-лукуму, но даже пили кофе без сахара. Оказалось, что они не ели ничего сладкого, строго соблюдая траур по скончавшейся в изгнании сестре.

Невероятная худоба двух младших принцесс оказалась следствием соблюдаемого ими мусульманского траура и искренней глубокой печали, из-за которой они после кончины сестры почти совсем перестали есть и обратились просто в скелеты. Несколько месяцев спустя, когда я их увидел опять - это было в Каннах на Ривьере, где они разгуливали по Croisette в шортах и лифчиках - я при их виде просто испугался, так как мне показалось, что передо мной не сестры албанского короля, а женщины, только что освобожденные из Дахау, как их в это время изображали во французской печати.

Перебивая друг друга и вмешавшегося в разговор Хюсейна, принцессы стали мне подробно рассказывать все, что с ними случилось со времени нашей последней встречи, то есть с того памятного весеннего дня в апреле 1939 года, когда королевская семья со свитой и эшелоном в сто автомобилей покинула Тирану...

Ехать пришлось по горным дорогам, спешили, чтобы не быть застигнутыми наступающими итальянскими войсками. Останавливались на перевалах только ненадолго. Боялись за здоровье королевы Жеральдины. Несмотря на то, что врачи залили ее бедра гипсом и что подаренный Гитлером Мерседес-Бенц (превращенный мною в амбуланс) был хорошо сконструирован, дороги оказались очень плохи и молодую мать так растрясло, что королевской семье пришлось около месяца оставаться в Янино, греческом пограничном городке.

Решились продолжать "путь в эмиграцию" только тогда, когда королева оправилась совсем. Насколько спешил королевский обоз, спасаясь из Тираны, видно из следующего "дорожного приключения". Один из следовавших за королевской семьей грузовиков был нагружен ящиками со знаменитым столовым прибором, состоявшим из 148 тарелок и блюд из чистого золота. На крутом повороте грузовик перевернулся и упал в пропасть со всей рассыпавшейся поклажей. Зогу так торопился, что не велел даже остановиться обозу. Уже переехав границу, во время пребывания королевской семьи в Янино, выяснилось,что горцы-албанцы вытащили из ущелья, со дна пропасти, все 148 тарелок. Честность и преданность этих людей королю были таковы, что они, рискуя быть пойманными уже на всех границах распоряжавшимися итальянскими таможенниками, стали переправлять эти тарелки "контрабандой" Зогу. Они прятали по две-три тарелки в топленое масло и запаивали канты, которые в таком виде переправлялись в Грецию. Таким образом, королю был возвращен его драгоценный сервиз, кроме пяти тарелок, захваченных итальянцами в последнем транспорте. Их обнаружили таможенники и конфисковали...

Кроме добра, привезенного с собой, золота, драгоценностей, колоссального гардероба и всякой другой движимости, на личном счету Зогу в швейцарских и английских банках хранились немалые суммы в "твердой валюте". При этих обстоятельствах оставаться на Балканах Зогу не собирался и решил обосноваться во Франции. Однако, ни через Гитлеровскую Германию, ни через Италию, ни даже по Средиземному морю (по которому свободно плавал Муссолиниевский флот) он ехать не хотел. О перелете, ввиду многотонного багажа, конечно, не могло быть и речи. Поэтому король избрал сложную дорогу через Болгарию, Турцию, Венгрию, Чехословакию и Польшу. Всюду на пути королевскую семью встречали многочисленные репортеры, снимали новорожденного принца, короля, королеву и всех их многочисленных родственников. Особенно в Варшаве им была устроена восторженная встреча: первые страницы польских газет пестрели фотографиями принцесс, снятых то в кафе Европейской гостиницы, то на приеме в Бельведерском дворце.

Наконец к концу лета 1939 года, морским путем, погрузивши все пожитки на пароход в Гдыне, королевская семья со свитой прибыла во Францию. Там Зогу поспешил снять имение недалеко от Версаля - поместье, хотя и уступающее по размеру резиденции Людовика 14-го, но зато гораздо более модернизованное... ведь во всем Версальском дворце и в обоих Трианонах была всего одна ванная... и то без проточной воды.

Принцессы, захлебываясь от волнения, стали рассказывать о двух потрясающих событиях ранней осени 1939 года: начале Второй Мировой войны и... резкой перемене линии моделей последней коллекции Вортт, в которой впервые юбки едва прикрывали колени... Да, конечно, как только они прибыли в Париж, пришлось переменить весь гардероб: у Ворта все так радостно встретили принцесс, с таким рвением принялись шить им новые платья, костюмы, пальто и шубы на зиму. Бесконечные примерки, правда, отнимали много времени, но это было совершенно необходимо для международного престижа Албании. Ведь несмотря на начавшуюся войну ( cette drole de guerre) в течение всего зимнего сезона 1939-40 г. светская жизнь Парижа била ключем - несчастной королевской семье в изгнании приходилось все время принимать участие в разных торжествах, посещать собрания, приемы, балы, устраиваемые, конечно, с чисто благотворительными целями... на военные нужды...

Так продолжалось до мая 1940-го года. Уже Бельгия и Голландия были заняты, линия Мажино обойдена, а французское Министерство Иностранных Дел продолжало уверять Зогу, что Париж не будет отдан врагу и что беспокоиться нечего...

В майский вечер король Зогу, королева Жеральдина, все принцессы и многочисленная свита присутствовали на одном из очередных вечерних официальных парижских приемов, когда короля вызвал экстренно прибывший на собрание представитель французского правительства и сообщил, что надо немедленно спасаться, пока дорога в Гавр еще не занята гитлеровскими войсками... Короля уведомили, что все вещи, вывезенные еще из Албании год тому назад, в этот момент были отправлены из загородного дворца Зогу прямо в порт. Конечно, о том, чтобы возвращаться в Версаль, не могло быть и речи, и прямо с бала, на поджидавших автомобилях, королевская семья со свитой благополучно к рассвету добралась в Гавр. Казалось бы, что Зогу должно было бы быть не трудно попасть (не с корабля на бал, как Чацкому), а с бала на корабль, но в эти трагические дни повального бегства через Ламанш проблемы транспорта были сложнее, чем в спокойные Грибоедовские времена... Оказалось, что пароход с королевским добром, на котором должен был плыть и сам Зогу с семьей и свитой, почему то уже отчалил от французского берега.

К счастью, власти предоставили албанским королевским беженцам миноносец, на котором они благополучно добрались в Дувр.

Тут опять принцессы стали перебивать друг друга, возбужденные воспоминаниями приключений:

- Подумайте только, ведь мы, как были, в бальных платьях, горностаевых пелеринах, только с папиросами Абдулла и губной помадой в наших вечерних сумочках причалили к Британскому берегу... где выяснилось, что пароход со всем нашим багажом был потоплен немцами и погиб в волнах Ла-Манша".

Затем следовал длинный рассказ о том, как в тот же день, сейчас же по прибытии в отель Ритц в Лондоне, пришлось спешно вызывать представительницу отдела Вортт в Англии и ждать, пока будут сшиты платья - не бальные, а "городские", чтобы не сидеть пленницами в вечерних декольтированных нарядах в гостиничном аппартаменте...

Жизнь в Англии, в замке, который Зогу снял недалеко от Лондона, принцессам не очень понравилась.

"Война, никаких развлечений, английская королевская семья, у которой мы были несколько раз, приняла нас не с тем радушием, которого мы от нее ожидали - ведь, в конце концов, Георг 6-й такой же король, как Ахмет Зогу, ведь то, что Великобритания несколько больше Албании по территории, это не имеет значения; важно то, что Ахмет происходит от самого Александра Македонского, а не от каких-то полудиких норманов..."

- Не думайте, однако, - прибавила принцесса Сония, - что мой брат не старался приспособиться к военным условиям. Как-то раз, когда мне нужно было лететь в Лиссабон, он разрешил мне лететь одной, и я села в пассажирский аэроплан совсем одна, без всякой свиты, даже без компаньонки. - A la guerre comme a la guerre...

После окончания войны Зогу со всей семьей, по приглашению короля Фарука, с которым он состоял в близком родстве, перебрался в Египет. В Александрии Ахмет-Бею был предоставлен роскошный дворец, отнятый у какого-то впавшего в немилость паши.

Принцессы были в восторге от Александрии:

"Ах, какой чудный город! Как гостеприимны египтяне, как великолепно и сердечно нас принимают Фарук и его очаровательная молодая супруга - пошли им Аллах скорее сына! Какие в нашу честь дают балы! А "гарден парти", устраиваемые пашами в их сказочных садах, чего стоят! Вообще в Александрии так легко удовлетворить свои культурные запросы. Правда, отделения Вортта там нет, но зато ювелирные магазины ничуть не хуже Картье, а что касается книг для чтения, то, конечно, жаль, что знаменитая Александрийская библиотека была сожжена, кажется, довольно давно, но, в конце концов, всюду можно достать "Ридер Дайджест", где и так все сказано".

Принцессы хотели было еще что-то добавить о "культурной жизни" в Египте, но в это время в комнату вошла горничная и доложила, что пришла "мадам Ида" с последней коллекцией пляжных пижам и "бикини" и осведомилась, желают ли Их Высочества ее принять, или велеть ей вернуться в другой раз. Принцессы засуетились, объясняя мне, что вещи для пляжа им спешно нужны, так как они скоро возвращаются в Александрию. Они спросили меня, могу ли я прийти на следующий день позавтракать, и после утвердительного ответа "удалились во внутренние покои", оставив меня с моим приятелем Хюсейн-Беем, от которого я узнал много интересного про жизнь Зогу в Египте.

По словам моего друга, бывший албанский король хоть и часто не соглашался в политических вопросах с Фаруком, все же был с ним в отличных личных отношениях Престиж Ахмета стоял очень высоко, чем он и пользовался, чтобы разными финансовыми операциями поправить как свое личное экономическое положение, так и "эмигрантскую албанскую казну", которую тратил не только на нужды "щиптарских" беженцев, но и на поддержку повстанцев, продолжающих борьбу с коммунистами в самой Албании. Вскоре я узнал от того-же "балканского разбойника" более точно о деятельности и жизни Зогу в Египте и о целях постоянных поездок принцесс во Францию и Швейцарию.

В эту первую мою встречу с Сельмани в Париже он мне рассказал интересную историю об экс-королях при дворе царствующего в Египте Фарука. Оказалось, что в Александрии проживал не только отрекшийся от престола престарелый Виктор Эммануил 3-й с Августейшей супругой Еленой (черногоркой), но и его сын Умберто, покинувший Италию после ста дней царствования в результате народного плебисцита, установившего в стране республику.

Мой приятель не без удовольствия поведал мне, как через несколько дней после прибытия Умберто в Александрию дворецкий Зогу вошел в его, Сельмани, кабинет и доложил, что Его Величество Умберто изволили прибыть и просят доложить об этом Его Величеству Зогу. Хюсейн-Бей немедленно позвонил албанскому королю по внутреннему телефону, и Ахмет поспешил сойти в приемную залу, где и состоялась, в присутствии "балканского разбойника", первая встреча двух бывших королей.

По словам Сельмани, Умберто стал просто рассыпаться в извинениях перед Зогу, виня во всем, случившемся в апреле 1939 года, Муссолини. Он старался всячески оправдать отца, уверяя, что царствовавший в то время Виктор Эммануил 3-й никакой фактической власти не имел и не мог отвечать за покорение Албании. Оба бывших короля расцеловались...

После ухода Умберто Сельмани, с его же слов, "начал пилить" Зогу за то, что он не воспользовался благоприятным моментом и не напомнил итальянскому экс-королю о конфискованных фашистскими таможенниками пяти золотых тарелках.

"Чернорубашечники ли сперли, или нет, а все же Умберто ответствен за потерю и мог бы Вашему Величеству отдать стоимость этих тарелок либо в "наполеонах", либо в золотых лирах или даже египетских фунтах. Это реально, и есть, с кого требовать потери; я ведь сам понимаю, что с англичан не взыщешь стоимость тех 143 тарелок, которые, вероятно, и по сей день лежат на дне Ла-Манша".