Была теплая, темная сентябрьская ночь 20-го года. Ожидая подводы на Н.Рогачик (? – корректор), Таврической губернии, где стояла моя часть, я должен был заночевать в селе Федоровка,
Маленький дом коменданта не мог вместить и сотой доли всех остановившихся на ночлег. Такая тихая, теплая осенняя погода, небо, покрытое мириадами ярких звезд, невольно влекли вон из дома. Я вышел на обширный двор, сплошь занятый кубанцами, которые укладывались спать на земле, подостлав солому.
Я был удивлен - а где же кони? Из расспросов узнал, что это казаки-партизаны генерала Фостикова, недавно перевезенные из Грузии в Крым. Все они были одеты в сильно поношенную разнокалиберную одежду, все были худы и черны - черны от грязи, которая въедается в кожу за долгие месяцы похода, дымных костров, недосыпания. Большинство из них были молодые, почти мальчики. Разместившись на ночлег у самого стога сена, я со своим приятелем невольно стал слушать рассказ каза- ченка, лежавшего в нескольких шагах от нас:
- ...ничего у нас уже не было, ни патрон, ни хлеба. Захватили нас красные в горах и пригнали в Туапсе, в чека. Чекисты били нас нещадно, мы не отрекались - служили, мол, у ген.Фостикова. Было нас человек 5 на суде, приговорили к расстрелу. Когда вели через город, народ на нас кричал, плевал, бросал всякие гадости. Если бы не чекисты, которые нас вели, нас бы растерзали тут же на улице.
"Больше всех старался старшой чекист, он был верхом, в кожаной тужурке, нагайкой лупил нас по головам и кричал народу, что он ведет нас на расстрел по приговору суда и никто не имеет права вмешиваться в советское правосудие. То ли, что он бил нас нагайкой, то ли вид у него был страшный, но нас оставили в покое.
"Вывели нас за город. Чекист-то этот самый зловредный, по Фамилии Зуев, вытащил бутылку водки из хурджины, опрокинул ее себе в рот а потом отдал остальным чекистам - было их пятеро, которые вели нас, - а сам кроет нас матом и нагайкой... Были мы босы, оборваны, голодные, избитые, еле живые, а тут этот чорт нас мучает...
"Подошли к леску. Остановились. Вытащил он еще бутылку водки, отпил и отдал своим товарищам. Слез с коня чорт лупоглазый, еле на ногах держится, пьян вдрызг, и говорит: "Вы, товарищи, посидите здесь, отдохните, а я сам эту сволочь пущу в расход". Погнал по тропинке в лес, в одной руке у него наган, а в другой нагайка.
"Дошли до обрыва. Выстроил он нас у обрыва - ну, знать пришел конец - и говорит: "Вот что, хлопцы, я такой же белый, как и вы; я буду стрелять в воздух, а каждый из вас по очереди - вопи изо всей мочи и прыгай в обрыв и спасайся. Больше помочь вам не могу".
"Обомлели мы, ничего не понимаем, а он стреляет вверх и толкает одного в обрыв: "прыгай", - говорит. Весь хмель с него сошел, а на глазах слезы. Выстрелил он пять раз, посигали мы в обрыв - и ходу. Даже спасибо не успели человеку сказать.
"Нашли в горах своих с ген.Фостиковым, воевали до Грузии, а вот теперь привезли нас в Крым, идем на фронт".
Несколько слов в рассказе этом меня поразили, и, подойдя к нему поближе, я увидел исхудалого, черного казаченка с умным лицом и начал его расспрашивать:
- А скажи, этот чекист Зуев был такого-то роста?
- Да.
- А нос у него был большой и красный?
- Да.
- На носу огромные очки, от них и кажется, что глаза у него вылазят?
- Да! Да вы его знаете?
- Да, знал когда-то!
Меня окружила толпа любопытных, прося рассказать, что он за человек. Вкратце я рассказал все, что я знал о нем. Долго в ту ночь я не мог заснуть. Мысли роились в голове... Вспоминалось давно позабытое! ...
В 1916 году служил я в саперном батальоне на Кавказском фронте, в Приморском направлении. Был у нас в команде штрафной фельдфебель Заамурского железнодорожного батальона Зуев. Сохранил он от своей прежней службы только кожаную тужурку, которой он очень гордился, носил ее летом и зимой. Не помню, за что его сослали на Кавказ, - что-то наделал в пьяном виде, продал казенное имущество. Был он исполнительный и лихой солдат, и его беда была, что он всегда умудрялся доставать напитки! Я его жалел и не раз спасал от наказания. Ему было за 40, а мне 18, ко мне он относился с большим уважением и не раз говорил:
"Вот кончится война, поедем мы с вами на Зею".
На мой вопрос, а где это? - он объяснил, что это приток Амура, в тех местах он служил: "Есть у меня на Зее, в верховьях, местечко, куда и ворон не залетал; золото - хоть лопатой греби, сделаем заявку - все пополам, будете миллионером!"
Конечно, я не придавал значения его словам: сейчас война, мы на Кавказе, а где Зея?! Да и как можно верить забулдыге!
Наступила революция. Развалилась армия. Я заболел малярией и, так как был на фронте почти полтора года, получил отпуск на два месяца для лечения. Долго не мог избавиться от малярии, а потом уже и ехать было некуда! Я поступил в Инженерное Училище в Ростове для продолжения образования. Большевики захватили власть. В Ростове началась забастовка городских рабочих. Союз Инженеров и Техников, в котором я состоял, смог пустить в ход Электрическую станцию и водопровод. В начале января 1918 года я записался в Добровольческую Армию и ушел в Поход...
В конце 18-го года встречаю в Ростове на Садовой Зуева - все та же кожаная тужурка, лихо заломлена шапка, нос красный, глаза на выкате. Навеселе! Страшно обрадовался, встретив меня. Служил в какой-то Инженерной роте. Потом встретил его в 19-м году, он был машинистом на каком-то бронепоезде. Каждый раз при встрече напоминал, что кончится война - поедем на Зею!
И вот теперь служит у большевиков! Как бы он вел себя, если бы я попался к нему? Видимо, он и пошел служить к большевикам, чтобы спасать наших! Ведь, спасая этих пятерых казаков-партизан, он рисковал своей жизнью!
Так и остался фельдфебель Зуев для меня загадкой.
Прошло 46 лет, и вот месяц тому назад я прочел в газетах заметку: "Открыты богатейшие россыпи золота в верховьях реки Зеи".
Вот эта заметка и воскресила в памяти все вышеописанное - значит, Зуев не соврал!!!
А.Долгополов.