На западной окраине Романова оказалась православная церковь и большой дом, видимо школа. В нем я увидел русских врачей и сестер и узнал, что это Главный Перевязочный Пункт 4-й Стрелковой Дивизии. Я устроился в этом перевязочном пункте - мне предложили место в небольшой комнате при входе... Там уже стояло 5 носилок, лежащие на которых были покрыты с головами офицерскими шинелями. Мне объяснили, что это офицеры под анестезией после операций. Но, повидимому, это были тела убитых.

Внутри дома, в 3-4 больших комнатах, шла работа. Мелькали сестры в окровавленных платьях и слышались крики раненых. К дому по шоссе несли раненых или они шли сами. Впереди, верстах в четырех, шел бой, скоро затихший.

Я послал с мотоциклистом вперед, ген.Деникину, уведомление о моем нахождении в Романове и предлагал прибыть к нему. Получил ответ: в последнем отказ - генерал не любил, чтобы ему "мешали" во время боя.
Послал мотоциклиста разыскивать и Штаб 2-й Стрелковой Дивизии, с таким же уведомлением. Я знал, что ко мне скоро подведут телефон из Штаба Корпуса: обогнал рабочих уже недалеко от Романова.

Осмотрел православную церковь - иконостас выломан, на Престоле остатки еды, а вся церковь обращена в конюшню. На площадке перед церковью устроен небольшой земляночный лагерь с парадной "первой линейкой". Перед ней на возвышении крест (запрестольный крест из церкви) и икона Иоанна Крестителя. (Очевидно, лагерь был католический). Заглянул в землянки. В лучших - нары из досок, наколотых из икон иконостаса церкви...

Вскоре приехал в мое распоряжение из Штаба Корпуса подпоручик, личный Адъютант Командира Корпуса, окончивший университет, но на вид мальчик. С ним пришлось провести тяжкий вечер и ночь. Раненых прибывало. Медицинский персонал сбивался с ног. Пошел дождь. Самое скудное освещение. Крики оперируемых. Везде следы крови. Сидим у маленькой керосиновой лампочки перед открытым окошком. Вбегает сестра, вся в крови, даже лицо. Садится на подоконник, нервно закуривает от лампы папиросу и начинает полукриком нести какой-то легкомысленный вздор - впечатление, что она пьяна или сумасшедшая. Минут через пять она вдруг вскакивает и со словами: "Что я делаю! Простите, не выдержала. А там я необходима!" - убегает в операционную...

Не выдержал и мой юный подпоручик: началась рвота. Остальную ночь он просидел снаружи, под окном, на дожде.

С рассветом слышен грохот: Деникин штурмует Луцкие укрепления. Скоро огонь смолк. Через час, от новой волны раненых, узнаем, что штурм отбит и что готовится его повторение. С 9 до 10 часов снова грохот, и снова все смолкает. Прошу по телефону разрешения Начальника Штаба Корпуса съездить вперед, в 4-ую Стрелковую Дивизию. Ген. Бутчик разрешает. Около 11 час. я въехал на автомобиле по Луцкому шоссе в лес на подъеме к небольшому перевалу. На краю лесной просеки ряд артиллерийских зарядных ящиков, два офицера и около них - телефонный аппарат. Останавливаю машину. Подхожу. Выясняется, что это - головной взвод артиллерийского парка (снабжение стоящих где-то поблизости на позиции легких батарей). По телефону можно говорить с ген.Деникиным на его наблюдательном пункте (не дальше, говорят, полуверсты, на опушке леса, на чердаке крошечного сенного сарайчика).

Говорю с генералом. Он радуется полученной наконец прямой связи со Штабом Корпуса (это ирония). Прошу разрешения к нему пройти. Наотрез отказывается. Причины: 1) "Вы ползать не умеете и выдадите австрийцам мое место нахождения". 2) "Офицер генерального штаба не смеет рисковать своей жизнью только из молодечества. Но вот лучше помогите мне через Командира Корпуса. Мне нужна тяжелая батарея. Она есть во 2-й Стрелковой, но без приказа Белозор мне ее не уступит". Объясняю, что имею полномочие распоряжаться именем Комкора.

- Вот это отлично! Пожалуйста прикажите 2-й Стрелковой, проезжайте туда сами. Так будет скорее. Мой штурм отбит уже во второй раз. К вечеру повторю в 3-й раз после артиллерийской подготовки. Я лежу под крышей сарайчика всего в 300 шагах от их укрепления.

- А как проехать лучше к ген.Белозору?

- Проехать просто: вперед по шоссе и за перевалом сейчас же по шоссе на север, но это открыто, и противник ведет огонь даже по отдельным людям. Объезжайте как-нибудь кругом. Не рискуйте: ведь в случае чего - я не получу батареи!

Я посоветовался со своим шофером. Объезжать кругом не советует: "Там болота, погубим машину! Едемте прямо, ваше высокоблагородие, - никто, как Бог!"

Поехали прямо и проскочили. Только трудно было на предельной скорости машины объезжать лежавшие на шоссе шрапнельные стаканы...

Маленький штришок: пока я разговаривал по телефону с ген.Деникиным, мимо шли и шли раненые, некоторым помогали идти (или несли их) пленные австрийцы. Один обнял австрийца за шею и прыгает на одной ноге, подогнув раненую. Одна рука тоже ранена - раздроблена кисть и кровь обильно течет на землю (значит, еще не перевязан), а настроение - повышенное. Проходя мимо моего автомобиля и увидев стоящие за ним мотоциклетки - новые, белого металла, на которых сияло солнце, он протянул к ним свою окровавленную руку и в восторге закричал своему "санитару":

- А что, брат, есть у вас такие штуки? Нет у вас таких штук! Где вам победить!!

Тяжелая батарея долбила австрийские укрепления часа четыре. Стрелковые цепи подползали со стороны леса. В 6 часов 2-й дивизион 4-й Стрелковой Артиллерийской Бригады – три батареи (З6 шестерочных запряжек) под командой подполковника Боуфала *), карьером вынесся вперед по тому шоссе, по которому я проскочил в полдень, свернул в сторону Луцка и, снявшись с передков прямо в колонне, открыл беглый огонь налево, во фланг атакуемых укреплений. Стрелки пошли в атаку, а австрийцы бросились бежать, оставив укрепления, построенные даже с применением бетона.

И равнина, понижающаяся к Луцку, глубиною в 3-4 километра, покрылась толпами бегущих к городу австрийцев, а за ними - такими же толпами рот Железных Стрелков. По шоссе, разметывая поставленные там рогатки и обгоняя тех и других, несся взвод русских броневиков, а за ним, в легковой машине, - сам ген.Деникин.

Они первыми въехали в Луцк и, среди толп бегущего неприятеля, выехали на городскую площадь, где генерал, стоя в автомобиле, приветствовал не заставивших себя ждать Железных стрелков криком:

- Спасибо, стрелки! Скорее к мосту! Захватывайте мост!

А мост через нигде в брод не проходимую Стырь был большим, деревянным, двух-этажным сооружением. Бегущие успели его поджечь, но стрелки и пожар потушили, и мост захватили, и к темноте заняли западный берег реки.

Через четверть часа после появления на площади ген.Деникина на нее же с другой стороны выбежали головные роты полка соседнего 8-го Армейского Корпуса.

Конечно, в городе еще всю ночь шли мелкие бои с не успевшим уйти за Стырь неприятелем.
Этим Луцкий прорыв можно считать законченным.

Наши трофеи в этой 4-дневной операции (во всей 8-й Армии) составили:

Пленных офицеров - около 1000, солдат - около 44.000, орудий 66.
Погребено убитых австрийцев (только в 40-м Арм.Корпусе) - около 7000.

За подвиги, оказанные в Луцком прорыве 40-м Армейским Корпусом, последовало, конечно, много наград. Командир Корпуса, ген.-от-инф. Кашталинский, был награжден орденом Св.Георгия 3-й степени. Наиболее отличившийся ген.Деникин получил очень редкую в нашей Армии генеральскую награду - ГЕОРГИЕВСКОЕ ОРУЖИЕ, БРИЛЛИАНТАМ УКРАШЕННОЕ с надписью: "ЗА ДВУКРАТНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ ЛУЦКА" (ген.Деникин дважды освобождал Луцк - первый раз в августе 1915 г.). Награда эта свидетельствовала как о 3-дневном непрерывном и блестящем проявлении личного генеральского почина, так и об исключительном, в особенности для генерала, личном мужестве и порыве.

Такой характер носили и все действия 40-го Армейского Корпуса в дни Луцкого прорыва **).

Итак, 25-го_мая (4-й день операции, 3-й день движения пехотных частей) 4-ая Стрелковая Дивизия 40-го Армейского Корпуса, совместно с правофланговыми частями 8-го Армейского Корпуса, овладевала и -

*) Сын подпоручика В.В.Боуфала, прославившего Железных Стрелков в Шипкинских боях 1877 г.

**) Этими словами был закончен мой доклад 16 дек.1966 г. в Инженерном Кружке.

овладела 3-й полосой австро-венгерских укреплений, непосредственно восточнее Луцка, и самим этим историческим городом, где располагался Штаб 4-й Австро-Венгерской Армии Эрцгерцога Иосифа Фердинанда и свежая дивизия войск неприятеля.

В ночь на 26 мая Железные Стрелки были уже на западном берегу Стыри. Река эта ниже (севернее) Луцка уклоняется к северо-западу до Рожища, где меняет свое направление на Северо-восточное. Поэтому правый фланг 40-го корпуса (2-ая Стрелковая Дивизия) только к вечеру 25-го на всем своем фронте вышел на Стырь. Никаких переправ здесь не было, начали собирать лодки и сколачивать плоты. 26-го, мая шла переправа, без значительного противодействия противника. Только в это время нагнали стрелков 2-й Дивизии передовые разъезды высланной из резерва 8-й Армии Кавалерийской Дивизии, и были, к сожалению, отмечены не совсем красивые эпизоды: разъезды, искавшие бродов на Стыри, были встречены бранью стрелков: "Где вы, такие-сякие, до сих пор были?" (Разъезды, конечно, не были виноваты).

Правее 2-й Стрелковой также успешно преследовало врага и левое крыло "ополченцев" 39-го Армейского Корпуса *).

Здесь, на стыке корпусов, в полосе железной и шоссейной дорог Луцк-Ковель, появились уже Германцы. Это были батальоны (полковые резервы) разных германских полков, спешно снятые с фронта у Лунинца и Барановичей и переброшенные по жел.дорогам через Брест и Ковель, Часть этих батальонов подвозилась до самых боевых линий кое-где оказываемого австрийцами сопротивления. Серьезной помощи австрийцам эти германские части не принесли - наступление стрелков и ополченцев нигде не было остановлено.

Ни дневок, ни отдыха части 40-го корпуса за первые 8 дней операции (23-29 мая) не имели и не просили. Подъем духа и командования, и войск ударных корпусов был поразительный. Опишу один разговор в нашем Штабе.

Ранним утром 27-го мая на подступах ополченцев к Рожищу перед нами выросли более значительные, чем до сих пор, германские части, и их наступление задержалось. Командир 39-го Корпуса ген.Стельницкий (старик, георгиевский кавалер Русско-Турецкой войны 1877-78 г.г.) просил помощи частей нашего Корпуса, оказавшихся уступом впереди. (Штаб 40-го Корпуса ночевал уже в Луцке, и между штабами корпусов была уже нормальная телефонная связь).

Около 6 час.утра я, только что заснувший после шести совершенно бессонных ночей, был позван к телефону. У аппарата был уже ген. Бутчик, успевший переговорить с ген.Стельницким и теперь говоривший с Начальником 2-й Стр.Дивизии ген.Белозором. Бросив мне: "Следите по карте", - он продолжал отдавать приказание Белозору: "...направьте немедленно части вашего правофлангового полка во фланг и тыл германцев, задерживающих ополченцев. Займите немедленно, как можно скорее, дер.А". Я нашел эту деревню на карте и увидел, что ставимое ген.Бутчиком задание весьма значительно. В это время ген.Белозор что-то докладывал. Ген.Бутчик продолжал: "Сейчас же овладейте деревнями М. и Н." Видя эти деревни на карте, я уже совсем изумился - приказа-

*) 39-й Армейский Корпус состоял из только что переформированных в две дивизии, главным образом, ополченских частей.

ние казалось мне трудно выполнимым... Тем временем ген.Белозор опять что-то докладывал... А ген.Бутчик закончил: "... и, не задерживаясь, атакуйте их с тыла, через дер.К!". Этот намеченный марш через четыре деревни показался мне совершенно непосильным для "части правофлангового полка". Думая, что ген.Бутчик "увлекся", я позволил себе наклониться к его уху и прошептать: "Ваше пр-во, да ведь это же совсем невыполнимо!" Генерал, слушая опять какой-то ответ Белозора, отстранил меня рукой, как мне показалось, с презрительной улыбкой. Я обиделся. И когда вслед за этим разговор генералов закончился, я доложил своему Начальнику Штаба: "Ваше Пр-во! Мне кажется, что моя служба всех этих дней не дает вам основания так презрительно отнестись к моему мнению"...

А он рассмеялся (что было для него, да еще в служебном разговоре, совсем необычно) и весело мне сказал: "Полноте, Борис Николаевич! Да знаете ли вы, что Белозор мне отвечал? Все эти деревни уже давно заняты его Стрелками, и Германцы начали спешный отход. Да и не он приказывал, а два его полка по своей инициативе повернули на север и северо-восток и уже два часа ведут это наступление!"

Вот тот дух частного почина, которым мы все жили в те незабываемые дни!

Если, может быть, в других корпусах и делали все только по приказу самого "Далай-Ламы" (как некоторые звали ген.Брусилова), то на нас это не распространялось.

Этот бой 27 мая позволил 39-му Армейскому корпусу занять Рожище и мостовую переправу там через Стырь. Части же 2-й Стр.Дивизии оказались за Стырью уже уступом впереди 39-го Арм-Корпуса. Железные Стрелки (как мне представляется) заняли уже Торчин, в 25 клм. западнее Луцка и менее, чем в 50 клм. от Владимира Волынского.

Ночь на 28 мая Штаб 40-го корпуса проводил еще в Луцке. Обстановка, касалось, не вызывала никаких опасений, и я попытался в час ночи (после 7 бессонных ночей) лечь спать по настоящему. "Дежурным офицером Генерального Штаба" оставался мой подпоручик (Магистрант Римской Археологии). Однако, едва я успел раздеться, как меня потребовал к аппарату (в садовой беседке) сам Командующий 8-й Армией, генерал Каледин... Как был, в одной рубашке, накинув дождевой плащ, я поспешил к аппарату... и вышел из беседки только в 11 часов утра! Два очень длинных разговора по аппарату с самим Калединым к целый ряд спешных распоряжений и переговоров, но не по вопросам 40-го корпуса! Оказалось, что на левом фланге 8-й Армии (юго-восточнее Дубна) произошла неустойка: противник неожиданно перешел там в наступление, а двинутая в поддержку из Армейского резерва пресловутая 126-я пех. дивизия сдала и бежала. Прямое сообщение Штаба Армии с районом Дубна оказалось нарушенным, и Командующему пришлось наводить справки и отдавать распоряжения через штаб нашего корпуса, так как Луцк и Дубно соединены хорошим шоссе (45 клм.). Шоссе было, но не было проволочной связи, и мне в 4 часа утра пришлось отправить туда на автомобиле моего подпоручика для передачи каким-то спешно там передвигавшимся частям распоряжений "именем Командующего Армией"... А самому - остаться дежурным в нашем Штабе... 8-ая ночь!

Ген.Каледин не скрыл от меня серьезности положения: удар с юга на Ровно в отрез нашей группы ударных корпусов. Впрочем, он скрыл (или еще сам не знал), что на севере 30-й Арм.Корпус ген.Зайончков-



ского, после небольшого успеха у Колков (тоже на Стыри), подвергся удару со стороны группы Германских войск, повидимому, также грозящих ударом на Ровно, но с севера.

(Это был первый комбинированный контр-удар Австро-Германцев, чтобы остановить успех Луцкого прорыва).
Но я должен засвидетельствовать, что при этих повторных, столь тревожных переговорах, несомненно сильно волновавшийся ген.Каледин ни единым словом не намекнул о приостановке наступления 40-го Армейского Корпуса. А между тем теперь некоторые серьезные источники *) утверждают, что еще утром 26-го мая ген.Каледин получил приказание "ген.Брусилова о непереходе Стыри ударной группой, а 27-го и 28-го ему дважды указывалось общее наступление, в первом случае на Львов, а во втором случае - на Раву Русскую (то есть в Галицию). Все эти задерживавшие нас (40-й и 39-й Корпуса) распоряжения нашим Корпусам переданы не были, и мы вплоть до вечера 29-го мая неудержимо двигались вперед - "на Ковель"**). То есть 8-ая Армия ген.Каледина твердо исполняла основной для себя приказ - стратегический удар на Ковель - Брест. При этом ее ударная группа не только не получала усиления за счет более южных Армий Ю/3 фронта (напомним, что мы считали возможным подход к этому моменту шести дивизий), но у 8-й Армии оказался отобранным для Львовского направления левый из ее корпусов (32-й) и в силу обстановки (контр-удара Австрийцев у Дубна) ген.Каледину, по-видимому, пришлось придержать и наступление 8-го Армейского Корпуса. По крайней мере, у меня нет сейчас воспоминаний, чтобы его части после Луцка находились влево от нас. В этом направлении - на юг и юго- запад от Железной Дивизии, по моим представлениям, в дни 28 и 29 мая была пустота.

Наши же дивизии продолжали наступление и достигли: на Владимиро-Волынском направлении Затурц (в 25 клм. как от Торчина, так и от Владимира-Волынского), а разведка Железных Стрелков доходила до самой окраины этого города; 2-я Стрелковая Дивизия перешла Стоход в его истоках (Сто ходов), а дивизии 39-го Армейского Корпуса тоже достигли Стохода. До Ковеля оставалось 40-45 клм. Штаб 40-го Корпуса перешел в Шепель (? Корректор) (в 20 клм. на северо-запад от Луцка).

В этот вечер (вероятно, 29-го мая) Штаб 40-го корпуса узнал***) что в Ковеле появились Германские войска с Французского фронта. Конечно, об этом было немедленно донесено ген.Каледину. Но мы не запрашивали его: "Что нам поэтому делать?" - и не ожидали его распоряжений. Сведение было грозным, и мы не могли ждать, пока в Ковеле соберется большой германский кулак.
Мы знали, что двухколейные жел.дорожные магистрали Люблин-Ковель и Варшава-Брест-Ковель перешиты противником ОДНОЙ КОЛЕЕЙ на узкую западно-европейскую колею (для движения западного подвижного состава), вторая же колея оставлена для движения русского подвижного состава. При таком положении большие войсковые перевозки в Ковель могли быть быстро выполнены Германцами лишь при движении эшелонов

*) Напр., статья Н.Р. в № 482 "Часового" и др.

**) Возможно, что это был вечер 28 мая.

***) Не помню источника этого исключительно важного сведения: показания ли пленных или перебежчиков из состава русского населения Ковеля.

только в одном направлении (по кольцу: по одной из этих линий подаются в Ковель войсковые эшелоны, по другой - возвращается в Германию порожняк). Следовательно, "кольцо" должно быть немедленно перерезано и нормальная перевозка прервана. Штабы 40-го и 39-го Корпусов в несколько минут сговорились между собой по телефону: всем 4-м дивизиям с рассветом двигаться к Ковелю, причем 4-й Стрелковой Дивизии, двигаясь через Турийск, в тот же день перерезать жел.дорогу Люблин-Ковель западнее Ковеля (переход около 45 клм.) и тем прекратить нормальный ход Германских перевозок из Франции.

Как нам (штабам корпусов) представлялось, эта задача была столь важна и для основной задачи 8-й Армии, и для будущих действий ген. Эверта (о которых тем, кому следовало это знать, было известно), что никакой риск собственного поражения не должен был удержать нас от этого - рискованного, конечно, - решения. И оба Штаба Корпусов согласно донесли, что с рассветом выступают к Ковелю...

И вдруг из Штаба Армии ГРЯНУЛ ГРОМ: "Ни шагу вперед!.. Наоборот - 40-му Корпусу обеими дивизиями немедленно отойти назад на переход и срочно "укреплять там позиции!"

Трудно передать изумление и возмущение в обоих Корпусных штабах. Я лично потерял самообладание и послал в оперативное отделение штаба 8-й Армии, подполковнику Кусенскому, телеграмму, начинающуюся словами: "Что это? Измена?!" Немедленно получен ответ на имя ген.Бутчика: мне ген.Каледин объявляет выговор и грозит преданием суду... Приказ об отходе подтверждается (Повидимому, кроме того неофициально сообщается, что задача 8-й Армии не Коваль и Брест, а Львов и Галиция. Впрочем, это неофициальное указание подтверждения не получило).

Что же все-таки этот "гром" обозначал? В ту ночь мы поняли это так, что накапливание германского кулака в Ковеле заставило ген.Каледина или ген.Брусилова, грубо выражаясь, "спраздновать труса" (Не даром офицеры штаба Армии называли Брусилова - "Трусиловым"). Но утро (30-го?) принесло нам еще новый удар: наша 2-ая Стрелковая Дивизия передавалась в 30-й Армейский Корпус ген.Зайончковского и ей приказывалось с максимальным ускорением следовать к Колкам (около 80 клм. на восток), повидимому, спасать там положение (германский прорыв)...

Конечно, наш "ударный фронт" был осужден на полное бездействие. Но положение его стало более, чем опасным: к западу от истоков Стохода одиноко располагалась Железная Дивизия - ни с запада, ни с юга, ни с востока от нее русских сил не было, лишь в 25 клм., на Стоходе, находился левый фланг "ополченцев"... А перед ней, в Ковеле, сосредоточивалось два Германских корпуса с французского фронта (как мы скоро узнали, - из-под Вердена, не укомплектованные до штатной численности). И дух нашего Командования был сразу подорван.

30-е и 31-е мая прошли в неподвижности.

1-го июня огромные колонны Германцев атаковали Железных Стрелков со стороны Ковеля и, имея тройное превосходство в силах, оттеснили их с большими потерями на юг. Ген.Деникин правым своим флангом прижался к "Стоходам". Попытки Германцев охватить Железных Стрелков через этот лабиринт мелких болотистых речек и ручьев в течение более чем суток отражались только изумительно метким огнем 3-х батарей подполковника Боуфала. А дальше вправо, в бывшей полосе 2-й Стрелковой Дивизии, была уже полная пустота.

После полудня 2-го июня здесь обнаружились новые огромные колонны Германцев. Полный охват 4-й Стрелковой Дивизии становился неизбежным...

Но... Пока 2-ая Стрелковая, по невероятной жаре тех дней, шагала на восток спасать ген.Зайончковского, ген.Каледин выяснил, что спасать его было не от кого: донесения его об огромных силах неприятеля оказались "слегка преувеличенными", и Каледин повернул Стрелков обратно.

Все же им пришлось за 3 1/2 суток отшагать более 100 клм.! И они пришли во-время! Наблюдаемые нашей разведкой, но никем не сдерживаемые (некем было сдерживать) Германцы успешно заканчивали свой маневр глубокого охвата 4-й Дивизии, когда в сумерках июня они обнаружили на фланге своих колонн приближение колонн ген.Белозора. Они повернули на него (это был уже второй корпус из Франции!!)

И с рассвета 3-го июня, тоже при тройном превосходстве в силах, начались их атаки, ведшиеся с безумной храбростью. Они продолжались весь день, но противнику не удалось захватить ни одного из малых окопчиков "с колена", которые успели за ночь нарыть себе измученные стрелки - наш огонь был невиданно для противника губителен. К ночи на 4-е июня противник отхлынул, а ночью обнаружилось невиданное нами явление - перебежчики-германцы, и даже унтер-офицеры! Мне лично пришлось их опрашивать: они утверждали, что перебежали под впечатлением ужаса от величины потерь - в ротах их было утром по 250 человек, а к ночи осталось - в роте одного только 20, а другого - 15 человек! Очи уверяли, что под Верденом они не переживали ничего похожего!

Жестокие бои продолжались у нас еще несколько дней, с тем же успехом для противника. Но "Луцкий прорыв" все же был остановлен...

Хочу описание этих подвигов закончить эпизодом, случившимся через несколько дней на стыке 40-го и 39-го Армейских Корпусов на Стоходе (у дер.Хорохорин). Здесь Стоход, делая поворот, сжимается в одно неширокое русло и не имеет болотистых берегов. Поэтому здесь имелся и мост через него (простейшей постройки, ибо лежал вне крупных путей). Сейчас же за Хорохориным река снова делает поворот и разливается по топкому и совершенно непроходимому болоту. На холмики, тянувшиеся вдоль этого болота в 1/2 км. западнее его, 39-й Армейский Корпус выдвинул несколько батальонов своих "ополченцев" (вероятно, через мост у Хорохорина). Кругом - леса, кустарники, болота. Наличие здесь моста, удаленного от ближайших частей 40-го Корпуса на несколько клм., заставило нас думать об обеспечении этого стыка, и мы выдвинули в Хорохорин три сотни Оренбуржцев (Самаро-Уфимского полка), оказавшихся в нашем распоряжении, под командой есаула, фамилии которого я и тогда не знал. "Ополченцы", очевидно, плохо охранялись и были неожиданно атакованы германской пехотой; их охватила паника, и они, на фронте около километра, бросились бежать к болоту, где их ждала гибель или плен. Увлекшиеся Германцы сплошной массой бежали за ними. Между германской пехотой почему-то скакали и артиллерийские орудия. Вдруг из кустарников, скрывавших деревню и мост Хорохорин, раздался невероятный визг и появилась лава оренбуржцев. Она атаковала германцев во фланг и пронеслась по всему фронту германского преследования, изрубив почти всех германцев и захватив все (6?) орудия... Ополченцы, конечно, немедленно восстановили свое положение.

Эту героическую сцену видел лично Командир 39-го корпуса ген. Стельницкий с другого берега Стохода, и он немедленно по телефону передал ген.Бутчику изложенное здесь мною и объявил, что он представит к награждению орденом Св.Георгия всех офицеров трех Самаро-Уфимских сотен, а всех нижних чинов-казаков своею властью награждает Георгиевскими крестами. К сожалению, Самаро-Уфимцы тою же ночью был и отозваны в свою дивизию, да и ген.Стельницкого мы больше не видели: в эти самые дни стало известно, что наступление ген.Эверта и Куропаткина отменено, ввиду чего сейчас же началась перегруппировка войск, и нашими (40-го Арм.Корпуса) соседями стали другие части. Мне так и не удалось узнать фамилию героя-есаула и были ли осуществлены обещанные награды.

Моя тема закончена. Но считаю себя обязанным изложить еще некоторые мысли, касающиеся уже не войск, а высших начальников.

Некоторые обвиняют (и весьма настойчиво) ген.Алексеева в том, что он: 1) упорно продолжал держать огромные (стратегические) резервы на севере (за фронтом ген.Эверта и Куропаткина), хотя очень скоро после Военного Совета 1/14 апреля стало-де ясно, что последует отмена постановлений этого Совета (а некоторые уверяют, что эта отмена и официально состоялась); 2) что он продолжал их держать на севере и тогда, когда выявилась огромная победа армий Ю/3 фоонта, т.е. когда (по их мнению) надлежало эту победу развивать (вглубь Галиции, а может быть и далее - на Вену); и 3) что когда, наконец, эта переброска началась, то она шла "пакетами", с промежутками в 7-10 дней между переброской каждого корпуса.

Я не могу согласиться ни с одним из этих трех обвинений. 1) У нас нет никаких данных, что основное постановление Военного Совета было отменено до момента сообщения об этой отмене (в секретном порядке, конечно) ген.Брусилову, а это произошло, по словам самого Брусилова (в его "Моих Воспоминаниях", изд. 1963 г., Москва), 5-го июня. В последних числах мая ген.Алексеев, в споре с ген.Эвертом о начале его наступления, еще дал Эверту согласие на отложение наступления на 5 дней (т.е. до 5-го июня, что, между прочим, отвечало основной мысли: наступление Брусилова должно быть произведено за две недели до главного наступления). По словам Брусилова, Алексеев ему обещал, что 5-го июня ген.Эверт во всяком случае перейдет в наступление. При таком положении дела является совершенно невозможным, чтобы Ставка могла до этого числа, когда наступления все же не последовало, перейти к другому оперативному плану, который она считала менее выгодным.

2) В военной науке является спорным, следует ли демонстрацию, блестяще удавшуюся, обращать в "главный удар", отказываясь от своего основного плана. Если, действительно, "главный удар" развивается недостаточно удачно, то, может быть, отказ от него и будет основателен, но если он еще и не начался, то большой успех демонстрации является именно наиболее желанной обстановкой для нанесения задуманного удара.
Критикующим кажется, что Германцы не допустили бы разгрома нами Австро-Венгрии и захвата Вены и бросили бы туда все свои войска или просили бы мира... А что, если бы они пренебрегли временным поражением слабого союзника и, наоборот, пользуясь уходом на юг главных русских сил, устремились бы на Псков - Петроград?

3) Совсем наивно предполагать, что если сегодня отдано приказание о перевозке Н-ного Арм.Корпуса из Пскова к Ковелю, то завтра или послезавтра он там уже будет, или что возможно одновременно перевозить с севера на юг несколько корпусов. При том положении, когда мы потеряли ряд узловых станций на наших главных двухколейных жел.дорожных магистралях (Лиду, Барановичи, Ковель, не говоря уже о Вильне и Бресте), переброска войск с севера на юг могла совершаться нами только чрезвычайно медленно, и на переброску одного Армейского Корпуса (нормально около 50 воинских эшелонов 50-вагонной длины) требовалось от 8 до 10 суток *), как раз столько, сколько и указывают критики. Только это не были "пакеты" с огромными промежутками, а сплошная двухмесячная "кишка" воинских поездов.

Кроме того, критикуя действия ген.Алексеева, надо всегда иметь в виду, что в 1916 году он не был "Командующим" генералом, но только "Начальником Штаба", который по закону может проводить свободно свою волю, только если "Командующий" отсутствует или тяжело болен. Это - по закону, на практике же это еще более трудно, в особенности, если этим "Командующим" состоит сам почти неограниченный Государь Император. И, кроме того, нам до сих пор совершенно неизвестно, благодаря каким военным, внутренне или внешне-политическим, психологическим или иным соображениям было 5-го июня отменено наступление ген. Эверта.

Ген.Брусилова, несмотря на его многие отрицательные качества**), многие доныне превозносят за "Луцкий прорыв". Мы указали уже на его главную ошибку: он ничем не усилил 8-й армии, единственной из его Армий, имевшей заданием помощь Главному удару Эверта. Он не усилил ее при постановке задач, он не усилил ее и в ходе чрезвычайно успешно развивавшейся операции. Мы говорили о возможности примерно к 1-му июня подвести к ней из состава более южных армий 6-ти дивизий (3-х корпусов). Не только ничего не было подведено, но даже за эти же 10 дней прорыва и его развития у 8-й Армии был отнят 32-й (наиболее южный) Арм.Корпус и для обеспечения самой 8-й Армии с юга задержан один из ударных корпусов - 8-й. А этого можно было бы избежать, если бы следующей на юг Армии Ю/3 фронта (11-й), после указания о прорыве фронта, была поставлена задача обеспечения с юга 8-й Армии. Конечно, при этом надо было бы забыть о "стратегической" победе самого Ю/3 Фронта, но зато помнить об общей Русской победе!

Но уменьшенный на 1/3 ударный кулак, измученный непрерывными боями и маршами по страшной жаре, без дневок и поддержки, прорвавший

*) В следующем, 1917 г., когда наша прифронтовая жел.дорожная сеть была значительно улучшена (напр., была проведена новая соединительная линия вокруг захваченного противником узла Барановичи), в расчете переброски с севера на юг пяти Арм.Корпусов потребовалось для этого 45 дней. Мне лично пришлось принять участие в переписке этого расчета.

**) Моя статья "Ген.Брусилов" в № 59-60 и 61-62 "Вестника Первопоходника".

фронт и проведший уже преследование на 100 клм., все-таки подходит к исключительно важной цели - Ковельскому узлу сообщений - и собирается им овладеть и без поддержки или смены... Тогда ему приказывают остановиться, отойти на переход и окапываться, а через несколько часов - еще и отдать одну из своих лучших дивизий для помощи в тылах знаменитому ген.Зайончковскому! А через полтора дня оказывается, что эта помощь ему и не нужна!..

"Талант", а может быть и злая воля ген.Брусилова на лицо. Но он в военном деле, как мы себе позволяем утверждать, полный профан. Тогда за его военные действия отвечает его Начальник Штаба - ген. Клембовский. Мы о нем молчали.

Но вот г. Н.Р. в № 482 "Разведчика" сообщает, как неоспоримый факт, что остановку перед Ковелем 40-го и 39-го Корпусов произвел лично... ген.Клембовский!!

И я не могу отделаться от мысли, которую я высказал, не сдержавшись, вечером 29-го мая 1916 г. Ведь остановка произведена усилиями трех лиц (Зайончковского, Клембовского и Брусилова), тех самых генералов, которых через два года Троцкий-Бронштейн поставил во главе Формирования Красной Армии *).

Еще два слова о ген.Каледине. Личные мои впечатления от него, как от прекраснейшего человека, да, повидимому, и генерала. Но дадим место отзыву о нем его начальника, ген.Брусилова, в его книге "Мои воспоминания".

Повидимому, Брусилова обвиняли в том, что он не взял Ковеля. Возражая на это, Брусилов, во-первых, утверждает, что "за все время боев 1916 г. Ставка неотступно от меня требовала во что бы то ни стало взять Ковель" (стр.228)... В нарушении этой задачи Брусилов не считает себя виновным. "Я чувствую за собой другую вину: мне следовало не соглашаться на назначение Каледина командующим 8-й Армией, а настоять на своем выборе Клембовского... Есть большая вероятность, что при таком изменении Ковель был бы взят сразу, в начале Ковельской операции". (Стр. 228-230).

Иначе говоря, виноват Каледин - он не захотел или не сумел взять Ковеля! А г. Н.Р. категорически уверяет: "Наконец, 29/11 Начальник Штаба Ю/3 Фронта ген.Клембовский задержал продвижение центральных корпусов (8-й Армии)...

Получается очень странное противоречие, для ген.Брусилова - обыкновенное. С больной головы, да на здоровую!

Необходимые поправки:

В № 65-66, стр.39, строка 25-26, напечатано: "Службу Связи Корпуса" - следует читать: "Службу Связи Штаба Корпуса".

В № 67-68, стр.43, последняя строка: напечатано "запрягать огонь", следует читать: "запрягать обоз".

В № 67-68, стр.45, строка 13 снизу: напечатано "Следующей", надо читать: "Следовательно".

*) А.Ветлугин. "Авантюристы Гражданской войны". Париж, 1921 г., Стр. 20-21 и 32-39.