ИЗ МИРА НЕВЕДОМОГО.

В наш век потери моральных ценностей, безверия и преклонения перед материальной реальностью, мне хочется показать на живом примере собственной жизни существование иной, не физической, а глубоко духовной человеческой эмоции, не имеющей никакой связи с физически ощутимым миром, - эмоции, проявляющейся иногда в тайниках человеческой души.

То, что я вам желаю сообщить, есть подтверждение непреложной истины существования духовного мира.

Перефразируя слова поэта о пережитом мною, я могу сказать: это было давно, но я прекрасно знаю, когда это было.

Летом 1911 года, будучи мальчиком-подростком, я проводил каникулы у себя в далекой и глухой северной окраине.

Жизнь страны и людей текла своим ровным размером, без треволнений, без революционных исканий "социальной правды", а управлялась постановлениями Церкви, ее учениями в духе христианской любви к ближнему и проведения жизни в труде, молитве и посте.

В один из таких спокойных моментов жизни, в какую-то ночь произошло событие сильно загадочное и волновавшее меня во все последующее время, пока, наконец, не исполнилось в реальном переживании много лет спустя.

Хотя все это происходило во сне, но это не был сон, а ясное видение событий моей дальнейшей жизни.

С невероятной отчетливостью и ясностью деталей передо мною расстилалась картина будущих событий. Я видел себя уже взрослым, но одиноким и преследуемым какой-то странной массой людей, ищущих моей гибели. В этой чрезвычайной ясности внешних восприятий мне запомнилась местность со всеми ее деталями.

Это была почти выжженная солнцем степь с небольшими безлесными холмами. Раннее солнце показалось над горизонтом, и в утреннем тумане оно выглядело, как зловещее кровавое пятно. Мне было ясно, что все это происходило где-то далеко от моих родных полей тихого севера.

Все было чуждо и незнакомо: ковыль-трава, невысокие курганы, туман над лощиною, смешанный с дымом, и вдали беспредельная степь. Все, что я видел вокруг, так сильно запечатлелось в моей памяти, что никогда не могло исчезнуть на все будущее время.

Наблюдение окружающей природы длилось всего несколько секунд. Опасность погони висела надо мною, нужно было спасаться и бежать в противоположную сторону от врагов, ищущих моей смерти.

Я чувствовал себя молодым и сильным, мне хотелось еще бороться и жить... Я вскоре потерял из вида моих преследователей и считал себя уже спасенным, как вдруг предо мною неожиданно открылся глубокий овраг - 30-40 метров глубины и такой же ширины. Не думая долго, я спрыгнул вниз, докатился до дна и стал беспомощно карабкаться по крутому склону оврага, не имея никакой опоры ни для ног, ни для рук.

Кроме того, дно этого оврага /такие часто встречаются на юге России/ представляло собой мягкую жидкую смесь воды и красной земли, которая все больше затягивала мои ноги в глубину.

Я понял, что жизнь моя здесь кончилась. В этот момент я услышал гул шагов и злорадный смех толпящихся надо мною людей, небрежно и грязно одетых в разного покроя военные шинели, но хорошо вооруженных.

Толпа гигикала, но грубый голос командира оборвал ее словами: "А ну, дай дорогу!" - с прибавлением непечатных слов, и последовал отрывистый и резкий винтовочный выстрел.

Еще звучал в моих ушах никогда до сих пор не слышанный звук винтовочного выстрела, как я пришел в сознание и, озираясь со страхом кругом, увидел себя опять в родном доме живым и здоровым.

Я долго не мог прийти в душевное равновесие: какая-то внутренняя сила внушала мне, что все виденное мною я должен пережить в жизни еще раз. И в этом я не ошибся.

- о -

Дни за днями катятся - проходят годы.

В спокойной жизни и учении прошло моих несколько лет.

Как вихрь, налетел неожиданно шквал Великой войны, и люди молча шли на бранный подвиг, на защиту родной земли. Подоспел и мой черед.

Разрушены мечты об окончании высшей школы. Студенчество призвано в армию, и масса молодежи, после кратковременной подготовки, была брошена на фронт. В моем сознании никогда не погасло воспоминание волнующего видения, и я всюду искал подтверждения его. Оно вскоре само пришло.

Меня интересовало услышать звук винтовочного выстрела вблизи и непосредственно надо мной.

Для практики в военной школе, вскоре после начала военных занятий, молодых юнкеров помещали под обстрел. Мы лежали в неглубоких окопах, а над нами открывали винтовочный огонь для испытания духа и нервов.

Первый же услышанный мною выстрел убедил меня, что давно когда-то воспринятое впечатление стрельбы не было ошибочным. Я узнал этот звук... Мне этого было достаточно для укрепления моей веры в неизбежность будущего происшествия - оно тяготило меня, так как я никому и никогда не открыл моей тайны, кроме родной матери, которая не придала особенного значения моему сонному видению. Осуществления этой тайны я решил терпеливо ждать.

События на родине чередовались одно за другим. Не успела кончиться война - настала революция.

Враги национальной России, объединенные жаждой мести, не только везли в запломбированных вагонах свою преступную шайку интернациональных агентов, но через нашу "союзницу" Англию и миллионы долларов на революционную смуту и уничтожение не только Императорской семьи, но и русской интеллигенции под новыми лозунгами борьбы классов, и толкали Россию в омут безвластия и хаоса.

По их дальнейшей программе пошли погромы помещичьих имений с поголовным уничтожением их обладателей, как врагов народа. Волны дезертиров с фронта грабили в городах с разрешения новых властей "награбленное". Пошатнулась экономика страны, быстро обесценились ценности, разрушались пути сообщения, а бесславное окончание войны совсем парализовало жизнь огромной страны.

Люди искали выхода для личного спасения, найдя его в организации Добровольческой Армии. Среди первых пошел туда и я.

Героическая эпопея борьбы с красными в 18-м, 19-м и 20-м годах всем нам хорошо известна, и я не буду повторять бесчисленных описаний этого периода.

Лично участвуя в походе с фронта Мировой войны с доблестным тогда еще полковником ген.штаба М.Г.Дроздовским из Румынии на Дон, я всегда помнил и носил где-то в глубине сознания представление об ожидающей меня гибели.

Это воспоминание часто служило и руководящим принципом в моей дальнейшей жизни. Так, назначенный весной 20-го года в Крыму Дежурным генералом в Корниловскую дивизию и слепо веря в предопределение судьбы, я решил остаться в 1-м Ударном Корниловском полку, а не следовать к моим старым соратникам-друзьям Дроздовцам, имея в виду судьбу - кисмет.

После многих пережитых мною надежд и разочарований я дожил до августовских дней 1920 года.

В беспрерывной и беспощадной борьбе нашего 1-го ударного Корниловского полка таяли силы борцов.

После разгрома Буденновской Конной армии мы были переброшены в район Нижнего Куркулака навстречу движущейся красной пехоте. На позицию полк стал ночью, выбросив вперед сторожевое охранение и дозоры.

Измотавшиеся в бесконечных боях бойцы дремали, а я, завернувшись в шинель, быстро и крепко заснул...

Разбудил меня беспорядочный гул наших батарей, стоявших внизу и вправо от холма, где мы находились в сторожевом охранении. Это не была обыкновенная артиллерийская стрельба. Орудийные выстрелы сливались с разрывами снарядов, и холм дрожал от беспрерывного огня тяжелой и легкой батарей.

Наши батареи работали на картечь, сметая огнем ряды наступающего врага. В этом рокочущем гуле артиллерийского огня едва был слышен стук пулеметов и почти не было слышно винтовочных выстрелов.

Но меня интересовало другое. Я видел опять в утреннем тумане знакомое багрово-красное пятно солнца. Я узнал обожженный солнцем ковыль, холмы, и вся окружающая местность стала мне близко знакомой. Я не только видел все это, но я постоянно носил в памяти это место, никогда не бывши здесь.

"Вероятно, это мой конец", - подумал я, вспомнив свое далекое прошлое видение, и вместо облегчения появилось гнетущее, ноющее чувство. Думать мне было некогда. В расходящемся тумане я увидел высокую фигуру моего командира, ищущего меня. Он быстро объяснил боевую задачу и приказал немедленно следовать моему пулеметному взводу с жалкими остатками 12-й роты - человек 11-12 - навстречу движущемуся противнику с целью задержать его как можно дольше. Из его слов я понял, что из этой операции мы, то есть мой пулеметный взвод 15-16 человек и 12-я рота - не должны были вернуться, приняв на себя самый сильный встречный удар наступающих сил красной дивизии.

Приблизительно в километре или двух от главных сил нашего полка следовавшая за нами рота остановилась на природном рубеже перед спуском в широкую долину, и командир ее посоветовал мне занять боевую позицию впереди и ниже его редкой ротной цепи, на одном из уступов спускающегося к противнику холма.

Оставив пулеметные тачанки с конями и двумя вожатыми позади роты, захватив лишь пулеметы и патронные ленты, я быстро занял со своей маленькой командой боевое положение уже на виду движущегося к нам противника. В долине еще стоял утренний туман и слабо были видны бесконечные цепи красной пехоты.

Наступала укомплектованная несколькими полками красная дивизия.

В ранней тиши каждый звук был слышен очень далеко, до меня доносилась брань командиров-комиссаров, шутки красноармейцев, смех и взаимное подбадривание при наступлении.

Мы уже были замечены ими, и их залегшие цепи открыли одиночный огонь по нашей маленькой цели.

Чтобы задержать их дальнейшее продвижение, я из обоих пулеметов открыл стрельбу - огонь по всей видимой цепи.

Продвижение противника на участке нашего огня временно приостановилось, и красные стали делать перебежки звеньями, постепенно приближаясь к нам.

Наши пулеметные ленты быстро расходовались, сами же мы обстреливались только винтовочным огнем, и, благодаря хорошо скрытой позиции, никто из моих людей не был ни убит, ни ранен.

Во время стрельбы я почувствовал, что кто-то сильно толкает меня в спину, и я прекратил огонь. Повернувшись назад, я увидел вожатого коней, недавно взятого в плен красноармейца-карела из разбитой Финской дивизии, который на ломаном русском языке пытался объяснить мне, что ротное прикрытие давно оставило позицию и ушло обратно на соединение с полком, не известив меня об этом, а красные цепи справа и слева от нас на необстреливаемых участках обходят наши фланги.

Видя себя почти окруженным противником, я приказал немедленно захватить пулеметы и патронные ящики с запасными лентами; их быстро оттянули на руках до подвод, погрузили и, помогая людской силой коням, быстро поднялись по крутой горе /зигзагообразно/ вверх.

Красные, не сдерживаемые огнем, цепями следовали за нами, стреляя на ходу.

Наша цель была - как можно скорее достигнуть вершины горы, откуда шло плоскогорье; там мы были бы временно вне поля зрения противника. Несколько минут тягостных усилий - и мы выскочили на ровное поле.

Дорога, что вела к главным силам полка, проходила далеко вправо, поэтому, чтобы сократить себе путь, я приказал старшему унтер-офицеру сопровождать туда пулеметы, а сам решил идти пешком напрямик.

Вскоре я услышал сзади стрельбу по мне, свист пуль близко около меня и крики догонявших меня красных, предлагавших сдаться.

Я напрягал последние усилия, чтобы достигнуть наши первые боевые части, зная, что они недалеко.

Но вместо продвижения вперед я остановился, как вкопанный. Я задержался на всем бегу на краю красного оврага глубиной 30-40 метров и такой же ширины, узидев знакомое мне место моей гибели - расстрела, - из которого не было выхода.

Несмотря на отчаянную внешнюю обстановку, я почувствовал прилив душевных и физических сил от увиденного мною второй раз в жизни, теперь уже реального переживания, которое спасло меня от неминуемой смерти на дне красного оврага.

Я действовал, как под гипнозом... Каждая секунда была дорога, противник догонял меня, все чаще и чаще свистели пули около меня, и я решил бежать вдоль оврага против его течения воды, зная, что кверху будет уменьшаться его ширина.

Красные, не понимая перемены моего движения, реже стали стрелять, ожидая моей сдачи, но продолжали ругань, крики и остроты с большим остервенением

Мои расчеты быстро оправдались: овраг уменьшился в своей ширине настолько, что я почувствовал себя способным перепрыгнуть его.

Отбежав в сторону красных и приведя их в еще большее недоумение, я с сильным разбегом легко перескочил овраг шириной всего 3-4 метра и, скрываясь в неровностях местности, нагибаясь до самой травы,- через несколько минут пути вышел на дорогу и стал ожидать пулеметные тачанки. Расчет мой оказался верен - я увидел мой быстро приближающийся пулеметный взвод.

Моей радости не было предела. Я быстро занял место между моими ударниками. Все люди были целы, пулеметы спасены, только красная артиллерия продолжала преследовать нас шрапнельным огнем, но, благодаря высоким разрывам, на этом пути был ранен один только старший унтер-офицер - картечина задержалась у него на спине под кожей. Через несколько минут мы влились в боевую линию нашего родного полка.

Наше появление вызвало настоящий фурор и неподдельную радость, так как давно уже прибывшая 12-я рота со своим командиром поручиком Д-м сообщила командиру полка и моему начальнику пулеметной команды о нашей геройской гибели, когда они сверху холма видели нас, окруженных наступающими цепями красных. Никто не мог поверить в возможность спасения брошенной на смерть кучки бойцов.

Несмотря на все пережитые опасности, я ощутил внутренний мир в моей душе, сознавая, что какая-то Высшая Сила из неведомых источников бытия сохранила мне жизнь и что наконец совершилось предначертанное Провидением мое чудесное спасение, благодаря Божественному дару предвидения своей будущей судьбы.

И.Ю.Бердник.