ЗАРОЖДЕНИЕ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ
(Доклад на Собрании "Первопоходников" в 1958 г.)
Мне не пришлось быть участником "Первого Похода" ген.Корнилова. Однако, мне пришлось быть лично свидетелем того, что родилось еще за 10 месяцев до начала Похода. Уже через месяц после отречения Государя для всех офицеров Российской Армии, казалось бы, должно было стать ясным, что, хотя некоторые из членов нового "Временного Правительства" и необычно громко кричат и о выигрыше войны, и о подъеме боевых качеств армии, но на самом деле идет совершенно очевидная работа над ее разрушением, над разрушением мощи России.
Едва ли какому-либо правительству в мировой истории когда-либо приходила в голову серьезная мысль подорвать во время тяжелой внешней войны авторитет и силу всего офицерского корпуса своей армии, объявить его политически ненадежным, поставить его под контроль его же подчиненных - солдат, отнять у него право распоряжаться, право требовать повиновения и право взыскивать за нарушение такового, и даже в бою!.. Действия такого правительства везде и всюду были бы признаны изменническими, и не только в смысле измены бывшему режиму, но и в смысле измены своему Государству и своему Народу.
Да таковыми и были действия Временного Правительства 1917 года!
Вопрос можно ставить только персонально: кто являлся сознательным зачинщиком этой измены, а кто поддался революционному психозу и потерял всякий здравый смысл?
Около середины апреля 1917 года состоялось одно из первых безумий революции - "Минский Фронтовой Съезд" представителей от войск и населения прифронтовой полосы Западного Фронта. Пне пришлось присутствовать на нем от лица Ставки: официально - для приветствовать Съезда, неофициально - как наблюдателю ген.Алексеева, тогда Верховного Главнокомандующего.
Много пришлось мне за три дня Съезда увидеть и услышать совершенно невероятного для нормально мыслящего человека. Вспоминаю, как какой-то рядовой кричал, выступая официально от лица целой армии Фронта и критикуя внешнюю политику России: "Не надо нам проливов, чтобы в них плавал господин Милюков!"
Помню, как после длинной речи известнейшего тогда социал-демократа, грузина Чхеидзе, который, хотя и прикрывался социалистическими интернациональными лозунгами, но не мог скрыть кипевшей в нем ненависти к России и торжества открывающихся возможностей для чисто грузинского национализма, - какой-то подполковник артиллерии, грузин, просил его разрешения его поцеловать. И этот поцелуй, предававший идею неделимой России, произошел под неистовые аплодисменты собравшегося в Минском театре Российского воинства... Помню и поразившее меня откровенностью и ясностью (должен признать это) заявление большевика Ногина (партийная кличка "Рыжий"), что все, что он слышит здесь из уст представителей партий (ка-де, эс-эров, эс-деков и др.) о "великой, бескровной революции" и наступающем рае, - все это ложь и обман. Революция, по его уверению, "еще не началась, а когда начнется, то вся Россия будет затоплена кровью по колено"! И этому безумию аплодировал зал... Наконец, когда на Съезде уже велись "прения" по "комиссиям", то дошло до таких диких заявлений, при том со стороны членов Съезда - офицеров, что один из видных тогда большевиков*) подбежал ко мне, как "гостю" из Ставки, со словами: "Мы, полковник, с вами принципиальные враги, но мне все же приходится просить вашей помощи: один из ваших офицеров несет в комиссии такой крайний левый вздор, что и для большевиков это уж чересчур! Уймите его!"
Оказалось, что один капитан, бледный и в истерическом состоянии, требовал отмены жалованья офицерам и применения к ним всяких репрессий... (Любопытно, что через полгода этот капитан посетил меня, чтобы покаяться в своем безумии на Съезде. Позднее он был в Белой Армии и умер в большой нужде в эмиграции).
При такой обстановке не могли, кажется мне, не появиться силы сопротивления захватившему Родину нашу безумию.
Через несколько дней после моего возвращения в Ставку (вероятно, около 20 апреля) мне на всю жизнь запомнился маленький эпизод.
Чины Ставки обедали в отдельном, нанятом для этой цели ресторане. У каждого офицера было определенное место. Столики на четверых. В этот день я почти до конца обеда сидел за столиком один: один из нас четверых, офицеров Генерального Штаба, был в командировке, а двое других, ныне покойные - подполковники Д.А.Лебедев (в будущем - Начальник Штаба у адм.Колчака) и В.М.Пронин (недавно скончавшийся в Бразилии) - отсутствовали. В самом конце обеда они появились, взволнованные и довольные. И тут же они мне рассказали, что только что были приняты Верховным Главнокомандующим ген.Алексеевым по вопросу об образовании "Всероссийского профессионального Союза Офицеров" и что осуществление этой идеи поручено им.
Смысл этого вопроса состоял в том, что, раз офицеры обезличиваются в целях развала Армии самой новой властью, то надо пытаться сохранить их единство, а в нем - отбор лучших, хотя бы на путях "демократических", то есть столь одобряемых социалистами профессиональных союзов.
Итак, в этот день родилась идея подготовки организованной борьбы с идущими к захвату власти над Россией международными злодеями. Эта борьба стала называться в будущем "Белой", ее орудием явилась "Белая Армия", ныне справляющая свое 40-летие (а теперь уже и 50-летие).
Но тогда (в апреле-мае 1917 г.) эту борьбу намечал только один вновь рождавшийся "Офицерский Союз". Для меня остался не совсем ясным вопрос - кто был персональным инициатором этого Союза? Подполковники ли Лебедев и Пронин, доложившие свою идею ген.Алексееву, или же идея принадлежала самому Верховному Главнокомандующему, а подполковники был только им избранные исполнители?
Офицерский Союз создался чрезвычайно быстро. Образовались ячейки в войсковых частях и объединились по Армиям. Нечего и говорить, что ячейки состояли из надежнейших офицеров. Через месяц, в 20-х числах мая, в центре, то есть в Ставке, в Могилеве-на-Днепре, состоялся уже и Съезд делегатов Союза, принявший Устав и выбравший Главное Правление Союза. Председателем был избран подполковник артиллерии Новосильцев.
Временное Правительство, вернее - стоявший над ним "красный" страж, "Совет Рабочих и Солдатских депутатов" - спохватилось поздно: в день закрытия Офицерского Съезда (помнится - 25 мая) оно уволило
*) Имя его не осталось у меня в памяти, но знаю, что и он, и упомянутый выше Ногин, умерли в первые года большевизма.
ген.Алексеева от должности Верховного Главнокомандующего. Он получил это телеграфное распоряжение в ту минуту, когда собирался выехать на последнее заседание Съезда для его закрытия. Поэтому он поручил закрыть Съезд Начальнику своего Штаба, ген. Деникину. Последний, чрезвычайно возмущенный отставкой ген.Алексеева, сообщил об этом Съезду и, в своем пожелании ему успешной работы по сохранению боеспособности Армии, говоря очень сильно и резко, закончил свою речь такими словами (как уверяли тогда присутствовавшие):
- ... Через эти стены - (жест на север) - я шлю проклятие тем, кто плюнул в душу Русскому Офицеру!
- о -
Но первое орудие Белой Борьбы было уже рождено.
В том же мае, когда еще только собирался Офицерский Съезд, совершенно незаметно, в малых пунктах на путях к столице, стали располагаться вновь формируемые части вспомогательного назначения, например, самокатные команды, дивизион для охраны русских консульств в Персии (?!) и т.п. Начинало создаваться вокруг Совета Рабочих и Солдатских депутатов еще неприметное кольцо...
Но ген.Алексеева власть убрала. Еще так не называвшееся "Белое" дело стало тормозиться и затрудняться поставленным на место Алексеева бесчестным и угодливым ген.Брусиловым... Но "Союз" рос и готовился...
Через 3 месяца ген.Корнилову пришлось спешно выступить. Его выступление сорвали те, кто кричал о боеспособности Армии и "плевал в душу Русского Офицера"...
Красный "октябрьский" переворот... И на Дон стали собираться "Белые" Добровольцы - прежде всего члены Офицерского Союза.
Б.Н.Сергеевский.
