ВЕСТНИК ПЕРВОПОХОДНИКА
История 1-го Кубанского похода и Белых Армий

…"Об этом позаботятся высшие кадры итальянского офицерства", - то есть они будут следить за тем, не злоупотребляет ли Муссолини своей властью, не действует ли он против интересов страны... Как доказали события 1943-го года, действительно, верхи фашистской партии сами свергли своего вождя, когда убедились в том, что он является послушным орудием в руках Гитлера и ведет Италию к полной гибели.

Иностранная политика Дуче, союз с 3-м Рейхом были уже крепки в момент, когда Муссолини захватил Албанию. Неизбежность начала войны была ясна, и, естественно, мне хотелось выяснить причины, по которым Муссолини связал судьбу Италии с судьбой 3-го Рейха. Почему он не выбрал более выгодного в экономическом и финансовом отношении нейтралитета? Почему не пошел по стопам вождя Испании генерала Франко? Конечно, возможно, что Фюрер не допустил выбора, хотя результаты первых же месяцев войны показали, что Гитлер не мог рассчитывать на Муссолини, как на мощного в военном отношении союзника. Ведь именно благодаря тому, что с осени 1940-го года Италия активно приняла участие в европейском вооруженном столкновении, Германии не раз пришлось поспешно подкреплять фашистские части, снимая дня этого войска с других фронтов. Еще до того, как Италия объявила войну Англии и Франции, рассказывали характерный анекдот про наступление греков на оккупированную Италией Албанию. Войска Муссолини отступали с такой поспешностью, что на франко-итальянской границе, в Вентимильи, появилась надпись: "Греки, остановитесь, здесь начинается Франция!"

Итак, мне казалось маловероятным, что Фюрер, который не мог не знать военной слабости Италии, настаивал на том, чтобы фашистские войска двинулись в бой вместе с Германией. Если же не было давления со стороны Гитлера, то какие мотивы могли руководить Муссолини в его иностранной политике? Личное тщеславие? Уверенность в победе Германии и желание, с самого начала войны, стать на сторону будущего победителя? Сознаюсь откровенно - выяснить, какие соображения руководили Дуче, мне так и не удалось. Знаю только, что военный союз с Германией нигде в Италии не был популярен. Не было в Италии и вообще милитаризма. Дуче это знал и не без горечи говорил, что хотел бы видеть в своих согражданах хоть долю того боевого подъема, который был свойствен их предкам - римлянам; и что он предпочел бы видеть в итальянских музеях меньше картин и статуй великих мастеров, но больше взятых в бою знамен...

Перед вступлением Италии во Вторую Мировую войну Муссолини всячески, хотя и не очень успешно, стремился создать в стране атмосферу "военного энтузиазма". Фашистская пропаганда, не обладавшая особым вкусом, заказывала карикаруристам плакаты, издевавшиеся над "коварным Альбионом", и расклеивала их на стенах древних римских зданий. Дуче уверял народ, что в Америке, по бедности, шьют рубахи не до "колена", как в Италии, а до "lombecolo" (пупа), и в доказательство показывал с балкона "палаццо Бенециа" такую рубашку - "made in USA".{Пропуск страницы 38}

покатых крышах вагонов, держась за пулеметы...

Конечно, кроме парадов и караулов нес я и регулярную службу в казармах. Поразили меня плохие гигиенические условия, в которых жили солдаты, по сравнению с русской императорской и албанской армиями. Запах в казармах по утрам был невозможный, так как приучить итальянских солдат отправлять естественные потребности не прямо на полу - не было никакой возможности. Процент неграмотных рекрутов был много выше процента не умеющих читать и писать албанских новобранцев в последние года царствования короля Зогу.

Правда, в Италии не случались такие курьезы, как те, с которыми мне приходилось сталкиваться при командовании полком в Албании. Так, как-то раз в Тиране я выяснял вопрос, почему какой-то албанец вторично не явился в назначенный срок для так называемых "пред-военных занятий". Командир появившегося на занятия, но числившегося в списке "предвоенных" доложил, что и в первый раз на занятия он явился не сам, а принесла его на руках его жена... так как ему только что исполнилось 4 года... Дело в том, что в албанских семьях был обычай не отпускать вдову умершего к ее родителям, а выдавать вторично замуж за следующего брата, даже ребенка, чтобы не лишать семью работницы... И вот жена принесла на занятия мужа на руках...

- о -

Сентябрь 1939 года. Грянула война. Фашистская пресса и радио продолжали передавать новости в том духе, в каком освещали события нацисты. Так, - ни слова о героическое защите осажденной Варшавы... В Рим нахлынули первые беженцы из восточной Европы.

Однако, в моей жизни до момента вступления Италии в войну никаких перемен не произошло. Только летом 1940 года расформировали нашу албанскую гвардию короля Италии, оставив один батальон во главе с албанским майором. Меня перевели в резерв чинов, и я вначале нес гарнизонную службу в Риме.

Самой тяжелой новой обязанностью было посещение оперы... Еще в детстве меня постигло несчастье: слон наступил мне на ухо, и я не мог правильно повторить двух нот. Между тем, в течение шести лет меня учили играть на рояле, но когда мне не удалось разучить даже самую простую песенку, родители сжалились надо мной, и уроки прекратились... Уже будучи в старших классах Тенешевского училища к живя в Петербурге в семье моего дядюшки, я не был избавлен от "музыкального образования". Меня заставляли ходить в Мариинский театр, причем, как раз когда шли нравящиеся мне оперы, вроде "Бориса Годунова" (конечно, с Шаляпиным), абонементом пользовались другие, а меня посылали на всякие "Аиды" и "Лоэнгрины"... И вот в Риме, когда я был уже в зрелом возрасте, мои мучения начались снова... Сидя в ложе с четырьмя другими офицерами (нашей обязанностью было следить за поведением присутствовавших в театре военных), приходилось часами выслушивать, как ту же Аиду, или кого-то другого заколачивали живьем в гроб и как какая-то особа с большим бюстом кого-то страстно любила... Однако я стойко выдержал испытание, но никакой награды не получил. Какая несправедливость фашистского правительства!..

Я вообще считал, что можно отлично прожить жизнь, не умея петь и не попадая в тон. В той же итальянской армии мне приходилось присутствовать на полевой мессе, и надо было в момент, когда пели определенную молитву (а как ее распознать когда пели по латыни и, по моему, все на один лад?), скомандовать: "на караул!". К счастью мой адъютант в нужный момент незаметно дергал меня за рукав, и я командовал.

Другой моей обязанностью было обходить с 6-ю офицерами и 10-ю карабинерами улицы и следить за тем, чтобы офицеры были одеты и вели себя по уставу. При этом комендант города, армейский генерал, требовал, чтобы ежедневно было поймано известное количество провинившихся офицеров, в противном случае грозил посадить меня. Естественно, что я старался во всю... Как-то я заметил сидевшего в жаркий день на открытой террасе какого-то молодого кавалерийского поручика без фуражки, что по уставу запрещалось. Я послал к нему бывшего в моем распоряжении капитана, и тот в ужасе доложил мне, что провинившийся - племянник Дуче. К немалому удивлению и перепугу капитана поручик Муссолини получил три дня домашнего ареста.

Потом меня назначили, тоже с 6-ю офицерами и 10-ю карабинерами, следить за порядком в военных поездах, но все же по делам службы мне приходилось часто бывать в Риме. С началом войны жизнь, во всяком случае внешне, мало там изменилась, конечно, если не считать затемнений. Те же приемы, музыка в кафе, парадные спектакли в театрах, и концерты (на которые, увы, посылали и меня!)… Гастрономические магазины и рестораны были завалены всякого рода яствами; только кофе исчезло с открытого рынка и появилось на черном. Продавали его на вес золота. Для армии кофе доставлялось в Италию на подводных лодках, и нижние чины получали ежедневный рацион в 15 граммов. Офицерам же и унтер-офицерам, по видимому, по соображениям демократического характера, ничего не давали. Как-то меня назначили контролировать жарение зерен кофе, во время которого, во избежание краж, два солдата, занимавшиеся этой процедурой, впускались в помещение совершенно голыми. На моей обязанности лежало впускать этих голых нижних чинов, отпирая и запирая двери полученным мною из гарнизонной команды ключей. И все-таки, после этой сложной операции, заведующий складом ухитрился предложить мне купить у него кило жареного кофе...

В первые дни после объявления Италией войны над Римом каждую ночь пролетали французские самолеты. Давали тревогу, и население довольно дисциплинированно и терпеливо сходило в убежища. Потом, когда Франция была уже занята немцами, часто продолжали гудеть сирены и даже слышны были выстрелы противо-воздушной артиллерии. Говорили, что тревоги давались по личному приказу Дуче, хотевшего возбудить в населении дух ненависти против Англии, которая якобы еще зимой 19401941-го года посылала свои бомбардировщики на Вечный Город...

Главное командование итальянской армии передавало по радио сведения о злодеяниях англо-французских войск, о победах Италии и ее доблестного союзника... К числу побед относились буквально ежедневные сообщения о том, что остров Мальта, включая город Ла Валетта и британские базы, был жестоко бомбардирован итальянской авиацией. Какой-то итальянец под конец войны подсчитал, что если при каждой такой "сокрушительной" бомбардировке был разрушен хотя бы только один дом, то в 1944 году на Мальте осталось бы отрицательное число построек.

По распоряжению властей, в ресторанах, кафэ и прочих общественных заведениях население должно было выслушивать эти сообщення, стоя "смирно". Приказ этот исполнялся очень точно, но все же сознаюсь, что, несмотря на все мое профессиональное уважение к военной дисциплине, следующий случай вызвал во мне некоторое удивление.

Я как-то навестил одного заболевшего приятеля, русского, прожившего много лет в Италии. Застал я его одного, в пижаме, слушающим радио. Когда стали передавать официальный бюллетень, он, несмотря на болезненную слабость, вскочил с кресла, стал "смирно" и сел опять, только когда сообщение кончилось...