Хан Хаджиев.
А Т Ч А П А Р
Голос шофера-солдата разбудил меня. Придя в себя, я заметил, что я уже в Могилеве во дворе Ставки. Голодный и холодный и в высшей степени нервный, но бодрый духом, я отправился к себе. Было 10 часов вечера, когда я вошел в свой номер, где сидел и ожидал меня полк.Кантбеков. Он крепко обнял меня и помог снять шинель и ятаган.
Он сообщил мне, что у него в комнате ждут меня корреспонденты из Москвы, генералы, офицеры и дамы. Все они хотят видеть меня и поговорить со мной... "Пойдем ко мне!" - просил он.
Поговорив и пообещав каждому из них оказать мое содействие, в 12 часов ночи я вернулся из комнаты полк.Кантбекова к себе. Глядя на меня и ловя своим инстинктом мое душевное состояние, мой верный вестовой Фока просит меня немного отдохнуть и покушать.
- А что у тебя есть пожевать? - спрашиваю я.
- Ваше благородие, г-н полковник (хозяин штабной столовой) прислали вам очень вкусный обед и горячий ужин, а кроме того вот этот пакет, - заканчивает он, подавая мне пакет, в котором оказались очень вкусные пирожки, начиненные мясом, рыбой, рисом, приготовленные заботливыми руками жены и дочери полковника. Эта очень милая семья всегда заботилась о Верховном и обо мне, балуя нас своим кулинарным искусством домашнего производства.
Разложив все это на стол и подкрепившись хорошей дозой Спотыкача, мы с Кантбековым взялись за еду.
- Хан, дорогой, я ждал тебя, чтобы поговорить с тобой по весьма важному делу, - говорит Кантбеков за чаем.
Хочу заметить, что Кантбеков - магометанин из Дагестана, участник нескольких боев, георгиевский кавалер, пять раз раненый, состоявший в союзе Георгиевских кавалеров, до фанатизма преданный идее Верховного и ему самому, брошенный Керенским в Быхов, теперь освобожденный по болезни, находился помощником подполк.Новосильцева, тоже освобожденного из Быховской тюрьмы. Он жил со мной рядом в одной из 32-х комнат, отведенных Ставкой для офицеров и их семейств.
- Ты, дорогой мой, устал и вид твой не хорош, но, принимая во внимание отношение и доверие великого патриота Корнилова к тебе, я хочу тебя поставить в курс дела. Так вот что: у тебя в полку не все обстоит благополучно. Там идет форменное брожение и разногласие. Я боюсь, что эта зараза может переброситься в Быхов. Повидайся, пока не поздно, с Ураз Сердаром. Ты, ведь у нас, узников, единственный человек, на которого мы смотрим с верой и надеждой. Баллар Яранов, вахмистр 4-го эскадрона, был здесь. Я с ним поговорил и посоветовал немедленно повидаться с тобою в Быкове, так как он не застал тебя здесь, - закончил полк. Кантбеков.
Был час ночи. Кантбеков ушел, а я пошел спать, собираясь с мыслями, что делать завтра, как меня встретит новое солнце и что меня ждет.
Ровно в восемь трещит телефон - меня зовут в дежурную часть ставки, к дежурному генералу. Вручив письмо ген.Духонину, а через него ген.Алексееву, КОТОРЫЙ находился в Петрограде, вручив по назначению письма заключенных и успев вручить письмо ген.Бартеру, я отправился к дежурному генералу. Было 11 часов утра.
Тонкий, низенького роста, весь издерганный, нервный, с желтым смятым лицом, генерал обращается ко мне:
- Хан, завтра, в 9 часов утра выедут в Быхов иностранные корреспонденты. Вы и Квашнин-Самарин будете сопровождать их. Я дал офицеров-переводчиков из штаба, чтобы облегчить им разговор с текинцами. А пока повидайтесь с комендантом, - заканчивает он, пожимая мою руку. Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, он бросает: - Передайте, пожалуйста, привет Быховцам.
Я вышел от дежурного генерала и направился прямо в Луполово, в расположение 4-го эскадрона, который оставался в Могилеве со всем своим штабом и всем хозяйством.
Командира полка не было. Он со своей женой жил в Могилеве, а Ураз Сердар, помощник командира полка, жил в Луполове со своими людьми. Поговорив о полковником, Георгиевским кавалером Ураз Сердаром, передав ему приказание Верховного и переговорив с офицерами-текинцами 4-го эскадрона в присутствии Ураз Сердара и объяснив им очень толково о положении Быховцев и о благодарной роли полка, несущего охрану беззащитных людей, я просил их, как сынов рыцарей, не поддаваться агитации обозников, Георгиевцев и агитаторов, а также дьявольскому плану Керенского. «Все они стараются, чтобы мы подпали под их влияние и, продав себя за презренный металл, нарушили нашу Туркменскую честь, подвергая себя проклятию наших Туркменских предков-рыцарей. Сейчас оставить без нашей помощи беззащитных и невинных людей, бежать на Персидскую границу, где нас ждет не честь, а позор! Верховный, зная святость традиций Текинцев, ждет подвига от вас. Подвиг Текинца против неприятеля знал Государь Император и вся Россия, но наш последний подвиг - защищать людей от их недругов - да знает наше потомство. Нося на груди вот эту эмблему, знак чести воина и храбрости, преданности родине (я указал пальцем на. Георгиевский крест, пожалованный рукой Государя), мы не должны спрятать его в карман, а должны гордо и с достоинством выйти с честью из создавшегося положения, а не ронять честь Туркмена».
- Хан Ага, если полк не захочет исполнить свой долг, то я один остаюсь с тобой и с Быховцами, - сказал взволнованный Танг Ататар Артиков - Георгиевский кавалер,
- Вот, господа, слышали, что сказал Хан, нам надо сплотиться и довести дело до конца. Сын мой, мы не Георгиевцы и мы не оставим генерала Корнилова. Иди, работай, мы с тобой, - сказал седой старик, отец Текинцев - Ураз Сердар.
Я, счастливый, удостоенный их вниманием, зараженный их верой, с возвышенным духом поехал в штабную столовую, которая кипела, жужжала, как пчелиное гнездо. За одним столом я видел девять генералов , один из которых, ген.Драгомиров, позвав меня, спрашивал, как попасть в Быхов. Потом пошли рукопожатия с офицерами, отнимающие время обеда.
Опять полковник спас меня, уведя меня в свой кабинет.
Быстро покушав и летя на вокзал за газетами, в ставку за письмами и в свою комнату за пакетами, оставленными дамами и знакомыми, я прибежал к машине, в которой уже сидел Ксения Васильевна, одетая в каракулевое пальто с большой муфтой, м-м Лукомская, адъютант ген.Деникина капитан Малинин и два офицера штаба.
Все тронулись в путь. За неимением места я ехал на подножке автмобиля. Дул резкий ледяной ветер, он резал мое лицо. Руки окоченели, но ничего, через 55 минут мы уже были перед воротами Быхова.
По прибытии в Могилев, в 9 час. вечера я отправился на квартиру к Фон Кюгельгину, командиру Текинского полка. Он жил в очень уютной квартире в обществе жены.
Принял он меня очень сухо. Глядя на меня в упор своими холодными глазами, задает вопрос:
- Ну, что твой генерал? - и долго ли я буду ворочать судьбой полка.
- Верховный чувству…
- Не называй его Верховным. Он уже не Верховный, - обрывает меня он. Затем, не давая ответить на вопрос, задает еще другой вопрос – успел ли я побывать в полку и знаю ли я, что по приказанию Керенского полк будет переброшен в Ахал.
- Г-н полковник, судьба полка не в моих руках а в руках Текинского полка.
- Ну, довольно философии. А вот скажй мне лучше, знает ли Твой генерал о телеграмме Керенского?
- Да, он знает и просит прибыть к нему послезавтра, захватив с собой телеграмму, - отвечаю я. Жена, сидевшая на диване и занятая вязаньем, бросает взгляд на мужа; у нее в лице появляется вопросительный знак.
- Хорошо! Я сам собирался было ехать туда, а вот скажи лучше мне, как туда попасть. Не может ли мне облегчить комендант Ставки получить для поездки туда и сюда машину? - и, глядя на жену, бросает не дожидаясь моего ответа: - не хочешь ли прокатиться?
- Нет, лучше ты поезжай один, чего доброго генерал арестует тебя и меня за неприятную новость.
- Г-н полковник, в мое распоряжение комендант ставки предоставил машину, буду рад помочь вам, - отвечаю я.
- А, вот как! Смотри, держись на этой высоте, никто из нас не может дойти до нее, говорит он и, беря меня за плечи, жмет мою руку и, сказав: "с Богом!", отпускает меня.
Я направляюсь к двери под взглядом полковника и его жены.
- Значит, ты заедешь за мной в 10 утра, - бросает он мне в спину. Ответив утвердительно, шаркнув серебряными шпорами, пулей вылетало на улицу.
Когда я вернулся к себе, Фока сообщил мне, чтобы я немедленно прибыл в ставку. Лечу. Там в 1-й Ген.-квартирмейстерской части советуют мне немедленно ехать в Быхов и вручить пакет Верховному.
Хан Хаджиев.
(Продолжение следует)