Только мы вошли в помещение, как послышался гул подходившего поезда Мы удивились, потому что поезд подходил со стороны Дона. Поезд остановился. Из вагонов, классных и теплушек, высыпало много народа, и все это сразу метнулось в буфет, который торговал только во время стоянок поездов. Тут были и матросы, и штатские, красноармейцы, казаки и рабочие. Все были сильно взволнованы и старались заглушить свое волнение едой. Около буфета они не ели, а просто жрали. Что не нравилось, бросалось тут же на пол, швырялись деньгами и облигациями. Карманы у них были полны всякими денежными знаками. Некоторые из матросов и красноармейцев были босые. Все эте произвело на нас удручающее впечатление. Хотя красноармейцы и говорили о том, что они со станции Миллерово, где дрались с немцами, но следы еще совсем недавнего боя были еще слишком заметны на них. До Миллерова было далеко, а их волнение, их суета, безпорядок в костюмах и несвязные речи указывали на что-то недавнее, свежее. Когда после первого поезда прошли в 20-ти минутные промежутки еще два, картина нам стала ясная. Люди бежали.

Опять настал вечер, опять зажглись эти тусклые лампы, и многие уже завалились спать Народу набралось очень много, негде было даже головы приткнуть, поэтому Потемкин, Чегодаев и я вышли наружу и решили устроиться просто на земле, в стороне от станции, чтобы не валяться на грязном полу и не дышать ужасными топорными благоуханиями. Мы улеглись и накрылись единственным имевшимся у нас пальто, вернее мы закрыли только верхнюю часть тела, ноги оставались непокрытыми, но к этому мы уже привыкли.

Под прикрытием пальто Потемкин нам разсказал про свою встречу в Царицыне на вокзале, незадолго до отхода нашего поезда.

- Когда мы вышли из зала и направились к вагонам - начал он - меня кто-то окрикнул "Потемкин". Я остановился, смотрю предо мной стоит лейтенант Абрамов, без погон, в большевицкой амуниции, рядом с ним какой-то матрос. "Абрамов" - ответил я, какими судьбами ты здесь?" - "Я служу на бронепоезде - сказал Абрамов, - деремся против немцев, меня назначили командиром этого бронепоезда. Ты вот что, Потемкин, - перебил он внезапно свой разсказ - расскажи подробно, куда едешь, как тебя занесла судьба в Царицын? Между прочим, ты не бойся, этот матрос мой друг, при нем можешь смело говорить все, что хочешь. Мы с ним заодно,"

- Должен вам сказать - продолжал Потемкин, - что Абрамова я давно знаю, мы с ним даже вместе плавали. Он совершенно безхарактерный человек, страшно любил своих подчиненных матросов и относился к ним, как к детям. Часто заступался

за них, выгораживал и защищал. Его матросы очень любили. Когда произошла революция, он по инерции, потому что у него не было своей воли, остался со своими матросами. И при большевиках он не ушел, и вот теперь возглавляет этот бронепоезд. Я ему разсказал, что еду с компанией к Корнилову, пробираемся осторожно в Армию, потому что не можем определить ее точного местонахождения. Еще поговорили о том и о сем, о наших офицерах и под конец он мне сказал, что никогда не будет драться против своих, что он, как и его матросы, против гражданской войны, и что сейчас они сражаются только против немцев. На этом наш разговор закончился, и мы распрощались. Очень он славный человек, жаль его, что он так втерся в это общество - закончил Петемхин.

Мы натянули выше пальто и попробовали заснуть. Но только мы сомкнули глаза, как пришел красноармеец и грозно сообщил, что здесь спать нельзя, разрешается только на станции. Делать было нечего. Взяли пальто подмышку и легли на грязный пол на станции. Тяжелые думы кружились в голове и мы вспоминали, как еще вечером пришел на станцию Ярасноармеец и громко, окруженный большой толпой, разсказывал про свое последнее сражение с казаками:

- Идут в атаку, как один - распространялся он с увлечением - и если кто ранетый из них падает с коня, то сперва втыкает пику в землю, а другой, кто позади был, схватывает эту пику то и идет на нас. У них все больше молодые, безусые, есть и постарше, но все в погонах, у ахфицеров они так и блестят. Много наших полегло, стрелки что ли у них лучше, но потеряли мы много. Я бы всех этих кадет перерезал (кадетами назывались белые воины). Теперь всех надо убивать, много их еще у нас шляется, поди здесь на станции не мало этой дряни. Нужно строго за ними следить и почаще проверять документы - закончил он.

Эти разсказы беглых красноармейцев, все их угрозы и заключения вызывали невольную тревогу. Нужно было скорее уходить, хотя бы пешком. Это сознавали все, потому что иначе мы рисковали быть пойманными.

9-го рано утром, мы были разбужены новой ввалившейся компанией красноармейцев От них мы узнали, что казаки сегодня ночью заняли хутор Калач, уже по эту сторону Дона. Красноармейцы возбужденно пересказывали происшествие, находясь еще под свежим впечатлением разыгравшегося небольшого боя.

- Спим это мы спокойно, - говорили они в перемежку, - как вдруг услышали стрельбу по хутору. Мы за винтовками, да и на улицу. А там уже полно казаков, все в погонах и на конях, кричат что-то вроде улю-лю-лю, улю-лю-лю, гоп станичники, вставай, бей краснокожих, выгоняй с хутора; станичники гей, спасать вас прискакали - Видим, дело наше плохо, уже спасти ничего нельзя было. Мы и не думали, что это так быстро могло случиться. А казаки, оказывается, через Дон-то переправились у станицы Голубинской, да прямо нам во "фланк". Все им оставили, и склад винтовок и 2 пушки и цейхгауз, сами то только в чем есть выскочили, лишь бы самим целыми остаться, сапоги и валенки поди все по дороге побросали, а кто и патронташ и винтовку, чтобы ловчее бежать то было; Эх, дело было!

- А много их то было, може всего разъезд какой? - переспрашивали из слушавшей публики.

- Какой разъеъд, их видимо невидимо - отвечали красноармейцы, а нас всего то 300 человек, один батальон, куды там!

Потом уже мы узнали, что ка заков было всего 45 человек.

Дело становилось серьезнее. Чувствовалось их озлобление, они готовы были разстрелять кого угодно в отместку за понесенное поражение. Мы вышли на платформу, чтобы развлечься и не слушать больше этих поветствований. Прошло около часа, как вдруг раздались крики:

- Казаки, кавалерия на горизонте!

Предчувствуя сражение, мы вернулись в здание станции, чтобы не быть глупо ранеными или убитыми. Рота, стоявшая в вагонах, сразу кинулась к винтовкам, стала быстро высыпаться из вагонов и готовиться к бою, заряжая винтовки, на ходу одевая патронташи и волоча за собой пулеметы. Из станции к роте быстрым шагом подошел с одним наганом в руке и с другим за поясом старший комиссар и стал неистово кричать:

- В цепь, товарищи, скорее вперед, занимай позицию!

Рота действительно быстро изготовилась к бою и уже цепь за вагонами начала двигаться вперед, очевидно только

сейчас отыскивая себе более удобную позицию.

На станции публика страшно всполошилась. Все моментально стали пристраиваться к стенке, чтобы таким образом защитить себя от пуль. Лица у всех заметно побледнели и чувствовалась определенная паника. Прошло еще несколько мгновений, но выстрелов все еще не было слышно. Наступила странная волнующая тишина. Этим дело и закончилось. Как оказалось, красноармеец, стоявший на наблюдательном пункте на водокачке принял свой разъезд за неприятельскую конницу и нарушил этим своим ревностным отношением к службе на некоторое время общественный покой на станции.

Когда улеглась паника и трудолюбивый народ приступил к обыденным занятиям, к нам в наше незабвенное помещение 1-го и 2-го классов вбежал старший комиссар и громко объявил:

- Приказываю всем пассажирам немедленно собрать свои вещи и садиться в поданные по моему приказанию вагоны. Дальше поезда вообще ходить не будут, поэтому я вас всех отправляю обратно в Царицын, а оставаться здесь запрещаю.

Речь ясная Пока начали собираться, ко мне подошел Векслер и сказал, что Потемкин приказал двигаться по одиночке на хутор Платоновский, что в 4-х верстах от станции и разместиться там по парам, а к вечеру восстановить связь с Потемкиным.

- Кроме того, - сказал Векслер, отводя нас осторожно в сторону, - Потемкин просил передать, что мы разделены теперь на тройки, что Чегодаев и ты находитесь в подчинении у Амелунга, а Красенский и я у Потемкина. Во всяком случае, вы подойдете еще раз к Амелунгу и спросите его, что делать,

он может быть распорядится по своему.

Но времени оставалось очень мало. Публика уже тащила свои тюки и выходила на платформу. Я посмотрел в сторону Амелунга и заметил, что он тоже одевается и спешит. Когда он увидел меня, он подмигнул правым глазом, как бы объясняя, как понял я, что пора идти. Будучи вполне уверены, что Потемкин и Амшунг сговорились и дальше двигаться вместе, мы с Чегодаевым не подошли в этой толчее к Амелунгу, а прямо вышли на улицу, в противоположную от платформы сторону и шагах в 100 друг за другом, направились к шлагбауму, а оттуда на хутор. Амелунг за нами не шел. Но в эти минуты мы уже решили действовать самостоятельно, предположив, что Амелунг все же сел в поезд и поехал обратно в Царицын, что нам совсем не

Улыбалось. Сперва часто огладывались, все боялись, что за нами будет устроена погоня, если спохватятся, что нас в вагонах не оказалось, но к счастью, наши страхи были напрасны. Никто за нами не гнался, да, очевидно, что мало кто нами интересовался в эти минуты. Через несколько кинут после того, как мы прошли железную дорогу, промчался поезд с ото сланными обратно в Царицын пассажирами.

Когда мы подходили к хутору, то на окраине его, за перекрестком дорог, мы встретили Потемкина, сидевшего на бревне и о чем то размышлявшего. И он, в свою очередь, заметил нас, подозвал к себе и сейчас же обратился с вопросом:

- Где полковник Амелунг?

- Мы не знаем - ответили мы - он нам подмигнул глазом, наверное сейчас придет. Он еще оставался на станции.

- Вот именно, что оставался! - разсерженным тоном перебил нас Потемкин - Вы должны были ехать с ним обратно, вы же в его тройке. А вылезать нужно было на станции Карповка и оттуда самостоятельно пробираться дальше. Неужели вы не понимаете, что вшестером пробираться теперь очень трудно и опасно?

- Мы были уверены, что полковник Амелунг пойдет вместе с нами на хутор - оправдывались мы с Чегодаевым.

- Так вот - продолжал Потемкин все в том же тоне - потрудитесь идти немедленно пешком в Карповку и найдите там Бориса Владимировича. Со мной вы быть не можете, иначе мы все попадемся - добавил он более мягко. - Сейчас можете идти на хутор и у кого нибудь передохнуть и поесть, а потом отправляйтесь.

Мы пошли. Настроение сразу понизилось на несколько градусов. Идти искать полковника Амелунга было делом очень рискованным. Где его найти? Может быть ему вовсе и не разрешили слезать на промежуточных станциях и просто приказали ехать со всеми пассажирами пртмо в Царицын - рассуждали мы - а из Царицына уже будет труднее пробираться в Армию, да и денег у нас нет для того, чтобы жить самостоятольно и болтаться без определенных занятий. Следователь, идти искать полк. Амелунга безсмысленно. Это только удалит нас от нашей прямой цели. Поэтому нужно идти к Потемкину к 6 часам вечера, как он с нами условился, и ему доложить, что мы с считаем поиски Амелунга обреченными на неудачу и что мы решили тоже пробиваться к казакам, будь это даже совершенно самостоятельно от Потемкина Иного выхода мы все равно не найдем.