ВЕСТНИК ПЕРВОПОХОДНИКА
История 1-го Кубанского похода и Белых Армий

В конце октября 1919 года положение на всех фронтах Вооруженных Сил Юга России стало ухудшаться. Красные перешли в наступление, наши армии начали отступать, и к середине декабря образовалось три группы:

1) Добровольческая армия и казаки, отступавшие на Дон и Кубань;

2) группа ген.Слащева, отступавшая на Крым и 3) войска Киевской группы и Новороссийской области, отходившие на Одессу. Положение было очень серьезное, так как потери, как в людях, так и в материале, были огромны. Войска, самоотверженно защищая рубежи и истекая кровью, отходили в тыл, если еще не разложившийся вполне, то во всяком случае в состоянии сильного разброда. Политическое положение в тылу армии было очень неблагоприятное, и положение ген.Деникина становилось необычайно тяжелым. Говорилось даже о переворотах и тому подобном.

В половине декабря группа ген.Слащева (3-й армейский корпус и другие части) отошла на крымские перешейки. На перешейках было мало жилья, зима была жестокая (мороз до 22°Ц), наши и красные части были мало приспособлены к позиционной войне. Ген.Слащев, правильно учитывая обстановку, отвел свои войска за перешейки, занимая их только сторожевым охранением, и, сосредоточив крупные резервы, оборонял Крым, атакуя промерзшего, не имевшего возможности развернуть свои силы, дебоширующего из перешейков противника. В результате все усилия красных захватить Крым успеха не имели (Деникин).

Войска на фронте истекали кровью, и требовались подкрепления. Между тем, во всех городах Крыма к этому времени скопилось большое количество офицеров и солдат - больных, раненых, выздоравливающих после болезней и ранений. Кроме того, было много лиц, скрывавшихся от фронта. Было необходимо привлечь в строй возможно больше людей. Ген.Слащев, будучи в двадцатых числах 1919 г. в Севастополе, предложил герцогу С.Лейхтенбергскому - князю Романовскому, прикомандпрованному тогда к штабу Командующего Черноморским флотом, "состоять при нем" для связи с морским командованием. Штаб флота согласился отпустить князя, и позже, после переговоров с князем, Ген.Слащев, как "начальник обороны Крыма", назначил его "заведующим корпусным тылом и формированиями". *)

*) Интересный момент, характерный для Слащева и тогдашней обстановки, сообщает князь. Перед тем, как случилось его назначение, произошло по сообщению князя следующее. Ген.Слащев, приехавший в Севастополь, остановился в гостинице "Кист". Рано утром князь был разбужен, и явившийся к нему кап.Мизерницкий, начальник конвоя ген.Слашева, передал просьбу генерала прибыть к нему в Гостиницу. "Войдя в апартаменты генерала, вижу его быстро идущим ко мне навстречу, и, остановившись в трех шагах от меня, рапортцуя по уставу, он представляется мне, - пишет князь. – Признаюсь, я смутился. Но это, видимо, генералу показалось мало, и он, все так же официально, стоя не вытяжку, вдруг говорит: - "Предлагаю Вашему Высочеству взять оборону Крыма, в свои руки, мой корпус всемерно вас поддержит, с моряками я сговорюсь. Армия разваливается. Ей нужно новое имя - имя, связанное с Добровольческой Армией и с прошлым нашей Империи". - Я поблагодарил генерала за внимание и категорически заявил ему, что я к такой роли не только не подготовлен, но и не представляю себе, как такая идея могла, придти ему в голову. - "Из всех Вы единственный, который остался с нами, все ...ваши за границей, за границей и Вел.Князь Николай Николаевич - Ваш Отчим, которого мы ждали. К кому же нам обращаться? К тому же мы вас знаем по Николаеву, мы вас оценили и полюбили". - Я повторил мой категорический отказ от предложенной мне великой чести и также категорически просил Слащева оставить этот разговор между нами, что генерал мне и обещал."

По уговору с ген.Слащевым князю предстояло: "1) усилить личный состав корпуса путем мобилизации; 2) усилить его артиллерию морскими орудиями;. 3) согласовать работу "разведок" и 4) деятельность Края с насущными потребностями Армии, защищающей подступы к Крыму."

24-го декабря князь отбыл из Севастополя в Симферополь (временно), как пишет князь, "для организации связи с Управлением Края, мобилизации военнообязанных и волонтеров, из состава которых и должен был образоваться "военный" Крымский отряд, который должен был влиться в ту или другую группу наших войск образовывавшегося крымского фронта (на Перекопе и на Чонгаре)".

Между прочим, в своем сообщении князь отмечает интересную подробность: "Еще при наших встречах в Севастополе я просил "моего" генерала точно установить приказом: а)наименование и предел полномочий моей должности, б)прислать в Симферополь хотя два взвода, которые служили бы мне опорой и стержнем мобилизующихся частей, в)связаться с элементами его разведки, дабы и мне быть в курсе дел... Все это было мне обещано, но не выполнено, благодаря чему я оказался в этом городе скорее туристом, чем начальником весьма ответственного военного образования".

Очутившись в незнакомом ему городе, князь отправился на поиски ротм. Муфти-Заде, которого он знал давно по Ливадии, когда эскадроны Крымского Конного полка были там на охране. Вот как описывает князь свои первые шаги в Симферополе:

"Муфти-Заде принадлежал, как мне говорили, к знатной татарской семье, к тому же состоятельной и в Крыму хорошо "котировавшейся". Он меня сразу же пригласил поселиться у него на дому. Таким образом я вошел в его семью и мог присмотреться к ее быту и уюту.

Доверяя хозяину дома, я сообщил ему о своей миссии в Симферополе и спросил, кто здесь обладает достаточным авторитетом в военной среде, чтобы взять на себя, под моим руководством, дело формирования Крымского отряда, предназначенного для обороны Крыма.

Не колеблясь, Муфти-Заде ответил мне: "Конечно, пригласите Орлова. Он молод и очень популярен, я его знаю и, если вам угодно, я приглашу его сюда для встречи с Вами". - Я согласился. Встреча состоялась в тот же день, и, выслушав меня, Орлов согласился взяться за формирование этого нового "крымского отряда".

Орлов произвел на меня скорее благоприятное впечатление. Он неглуп, скорее угрюм, а об его характере и военных талантах я решил судить по результатам его работы."

Итак совершилось то, чего Орлов, имея уже некоторое окружение, не мог получить так легко. Он совершенно неожиданно получил в свои руки не только возможность создать для себя силу, с которой он сможет провести в жизнь свои мысли, но, что очень важно, получил авторитет князя и тем самым как бы благословение ген.Слащева и законность его формирования. При наличии в Симферополе в этот момент, в чем нельзя сомневаться, более опытных офицеров с "достаточным авторитетом в военной среде", жребий пал совершенно случайно на кап.Орлова - "он молод и очень популярен". Популярность Орлова сыграла главную роль.

Говоря об "окружении", вспоминаю разговор с пор. Н.Турчаниновым, Симферопольского Офицерского полка, большим другом кап.Орлова по гимназии и по полку. Он рассказывал мне, как ему пришлось присутствовать на тайных собраниях на квартире Орлова (это в период перед назначением Орлова). На этих собраниях присутствовал всегда Марковского пех. полка кап. Ник.Дубинин и еще другие неизвестные ему лица и разрабатывалась схема действий. Между прочим, как он говорил, характер этих собраний, если не был революционный, то во всяком случае был близок к этому: разрабатывались воззвания всякого рода и т.п. Поручик Т. возражал против всего виденного, но Орлов не внимал, будучи уже под влиянием других из его окружения.

Для штаба формирований была предоставлена Европейская гостиница, и Орлов представил князю Романовскому своих сотрудников, среди которых "несомненно выделялся капитан Дубинин", - замечает князь.

"Не теряя времени, - сообщает дальше князь Романовский, - я написал и опубликовал (в газете) воззвание к населению Крыма, призывая его исполнить свой долг перед Россией работа медленно налаживалась". На воззвание откликнулись офицеры и добровольцы, и Орлов приступил к формированию отряда из русских. Одновременно на воззвание откликнулись немецкие колонисты, выставив отряд, хорошо организованный под командой бывшего германского лейтенанта Гомейера (Деникин).

Вот как описывает один из бывших чинов отряда Орлова (П.) о своем вступлении в отряд: "В конце 1919 года на окне банка, занимавшего нижний этаж в доме на углу улиц Пушкинской и Дворянской, напротив ГОРОДСКОГО театра, появилось извещение о формировании "Особого Отряда Обороны Крыма" с благословения ген.Слащева. Желающие призывались записываться в формируемый Отряд, причем находящимся в самовольной отлучке (дезертирам) гарантировалось забвение их прошлых грехов при вступлении в Отряд", - и это лицо добавляет: "это последнее обстоятельство и привело меня в орловский отряд". Другой молодой доброволец на вопрос, что его привело к поступлению в Отряд, отвечает: "Для симферопольской молодежи привлекательным было имя Коли Орлова, как любимого футболиста в прошлом, а для более солидной публики - имя князя Романовского - герцога Лейхтенбергского (офицер-моряк)".

В это же время в Симферополе скопилось много офицеров Симферопольского Офицерского полка, не имевших возможности возвратиться в полк, находившийся на фронте в районе Одессы. Некоторое количество офицеров полка добровольно вступило в отряд, и Орлов сам, повидимому, старался привлечь в свой отряд наших офицеров - об этом можно судить из описания встречи шт.-кап. X. с Орловым, происшедшей 2-го января 1920 г. в помещении Комендантского Управления. После короткого разговора Орлов сказал шт.кап. X., чтобы он по выздоровлении пришел к нему в роту (или батальон, он хорошо не помнит), которую он формирует из чинов Симферопольского Офицерского полка, застрявших в Крыму по болезни, после ранений, отпускных и т.п., сказав при этом: "У нас будут восстановлены наши традиции, дисциплина, порядок и проч. нашего полка".

Штаб Орлова и часть отряда помещались в Европейской гостинице, другая часть в здании гимназии Оливер на Почтовой улице, формирование отряда, по словам одного из бывших чинов отряда (Ил.), "происходило как-то безалаберно, хаотично. Приходили люди, регистрировались в Европейской гостинице, уходили, являлись каждый день, никакой службы не несли (сужу по себе и Ц.)". Очень характерным и странным явлением при формировании было, как пишет Ил., что "симферопольцы (уроженцы Симферополя.ВА) ЖИЛИ и питались дома, пришлые у знакомых и в Европейской гостинице. "Чем объяснить такое, сказал бы, недопустимое при формировании отряда положение: люди не несут службы, приходят и уходят, никаких занятий, ночуют и питаются дома и т.п. И это в отряде, который должен быть готов к выступлению на фронт каждую минуту."

Другой бывший чин отряда (П.) сообщает о еще более интересном явлении:

"То, что чинам отряда разрешалось уходить домой на ночевку, объясняется тем, что дисциплина в отряде была демократической. Скажу больше: уходя из помещения Отряда (я имею в виду здание женской гимназии Оливер - против симферопольской почты) чины отряда могли брать с собой, безо всякой к тому надобности и безо всякого контроля, огнестрельное оружие. И я знаю случаи, когда ушедший в город с оружием возвращался в Отряд вечером или на другой день без оружия: винтовка и аммуниция исчезали. Скажу больше: эта винтовка и эта аммуниция через жившего на Греческой улице портного Абрама Моисеевича Канторовича или через армянина Закиева (мужа учительницы Армянской школы Варвары Семеновны Закиевой), связанных с подпольщиками, попадали к последним. Именно - чинами Отряда Орлова было доставлено подпольному комитету оружие и патроны, использованные комитетчиками для нападения на один из полицейских участков Симферополя, где содержались арестованные, причастные к борьбе с белыми... По этому факту можете судить - каковы были порядки и настроение в орловском отряде."

Действительно, порядки никак не соответствовали формирующейся воинской части; части, которая должна быть подготовлена в кратчайший срок для отправки на фронт.

Каково же было настроение Отряда? Несомненно, что какая-то часть Отряда была настроена патриотически и пришла в Отряд добровольно исполнить свой долг. Другая же часть, как было указано выше, воспользовалась обещанием прощения грехов в прошлом, и о настроении этой части трудно судить положительно, имея в виду выше процитированное сообщение. По городу в связи с формированием отряда ходили разнообразные слухи, чему нельзя удивляться, вспоминая слова, сказанные Орловым автору в октябре 1319 года вполне открыто. Это же он повторял, без сомнения, и при других обстоятельствах и другим лицам. Принимая во внимание серьезное общее военное положение и не менее запутанное политическое положение, нельзя удивляться словам Шафира:

"С самого возникновения отряда в Симферополе стало известно, что в отряд приглашаются якобы исключительно партийные люди, что будто Орлов всем вступающим в отряд говорит о предстоящем восстании и захвате власти. Слухи были самые разнообразные".

Сомнительно, конечно, чтобы Орлов всем вступающим в Отряд говорил о своих намерениях, но "дыма без огня не бывает", и эти слухи дали предлог подпольным большевицким организациям заинтересоваться Орловым ближе и войти с ним в связь. С информационной целью к Орлову со стороны Ревкома был послан тов.Александров. Эту встречу (Орлова с Александровым), состоявшуюся в Европейской гостинице, Шафир описывает так:

"Капитан очень любезно принял представителя подпольных организаций, но по существу затеваемого им дела дал весьма туманные и сбивчивые ответы; вообще Орлов в беседе с тов.Александровым пытался отделаться "дипломатическими" намеками на поставленные ему вопросы, всячески подчеркивая, что, дескать, дальнейшие объяснения будут им даны по мере развертывания событий. Беседу свою капитан закончил приблизительно таким образом: - Я вас понимаю больше, чем вы думаете, но не хочу говорить сейчас подробно обо всем, интересующем подпольные организации. Предлагаю вам посылать своих ко мне в отряд. - На вопрос о партийности Орлов ответил, что он правее левых эсеров и немного левее правых эсеров".

Подпольщиков, однако, поражало обстоятельство, что Орлов, как будто, действовал открыто - записавшиеся в отряд говорили о захвате власти, власть и контр-разведка были об этом информированы. Однако, ничего против отряда не предпринималось. Желая использовать обстановку, подпольщики "сочли себя вынужденными поддерживать сношения с отрядом" (Шафир).

Ближайшим помощником Орлова был Марковского пех.полка капитан Дубинин. О нем мы узнаем из книги "Марковцы в боях и походах за Россию" при описании боя 30 июня 1919 г. под Белгородом. Для его характеристики приводим выдержку из этой книги:

"Сдавшимся батальоном командовал шт.кап.Дубинин. Он произвел на всех впечатление крайне мужественного начальника, владевшего своими подчиненными и собой. Ни тени смущения, растерянности. Он заявил, что сдал батальон с полного согласия всех его чинов. Не поверить этому было нельзя. В Дубинине всеми чувствовалось огромная моральная сила, и перед ней не устоял командир батальона, кап.Слоновский.

"Вы меня можете расстрелять, но не оскорблять!", - заявил он. И этого было достаточно, чтобы гнев против него исчез. Его и десятка три солдат, по его выбору, тут же назначили в команду разведчиков при батальоне, а спустя некоторое время он уже командовал ею, силой в 100 штыков, выполняя бесстрашно любое задание".

Будучи раненым, Дубинин был эвакуирован в Крым, и в Симферополе он присоединился к Орлову еще до начала формирования, а с началом формирования Отряда он стал помощником Орлова по строевой части.

Князь Романовский, которому кап.Дубинин был подчинен, как помощник Орлова, на вопрос о личности Дубинина сообщает: "Дубинин несомненно очень сильная личность, при чем точно мыслящая и отлично знающая, "чего хочет". Он импонировал всем своим существом, но его... "осторожность" в разговорах со мной навела меня на мысль быть на чеку".

Другими помощниками Орлова, которые играли какую-то роль в Отряде, были: князь Мамулов (? - Корректор) и подпоручики Гетман и Денисов. Гетман был личным адъютантом Орлова и, между прочим, вел переговоры и поддерживал связь с подпольщиками (Шафир).

Нормирование Отряда, вернее, вербовка в отряд шла довольно успешно, и к половине января в нем числилось более 300 человек. Состав его, как было указано выше, был весьма разнообразный не только по своему прошлому, но и по политическим взглядам и взглядам на свое будущее и на будущее, вообще, Белого Дела.

Политическая обстановка в Симферополе и вообще в Крыму в январе была сложная. Тяжелое экономическое положение населения Крыма, отрезанного от Северной Таврии, являлось хорошей почвой для пропаганды и действий левых элементов и, в частности, большевиков. Неустойчивое военное положение усугубляло обстановку.

В Симферополе большевики, видя какие-то перспективы в связи с отрядом Орлова, проявляли большую активность, тем более, что в симферопольской тюрьме в это время было заключено более сотни политических, эвакуированных из Харькова и других мест. В Севастополе большевики проявляли также активность, где Севастопольский Ревком во главе с В.Макаровым подготовлял на 23-е января восстание и захват власти в Севастополе (П.Макаров).

Крым был на вулкане событий. 9 - 11-го января на перешейках красные заняли Перекоп и Армянский Базар, продвинулись к Юшуни, занявши Карт-Казак, но нашей контр-атакой отброшены в исходное положение. 18-го января красные вновь атакуют там же, но неуспешно. В Севастополе морская контр-разведка в ночь с 20-го на 21-е января арестовывает городской комитет большевиков во главе с В.Макаровым, подготовлявшим захват власти.

Контр-разведка в Симферополе не оставляла отряд Орлова без наблюдения, зная настроение многих чинов отряда и его руководства, но, повидимому, никаких мер не принимала.

Для некоторой иллюстрации создавшейся обстановки князь Романовский сообщает несколько интересных "показательных" для того времени моментов и разговоров. В связи с назначением князя всполошились, по- видимому, в Ялте монархисты и "из Ялты нагрянул ко мне, - пишет князь, - председатель ялтинской думы граф Апраксин; причем нагрянул ночью и заявил мне, что ни Ялта, ни Крым не потерпят моих "бонапартических" (!) затей, что "они", монархисты, этого не допустят... Весьма удивленный всем этим, я ответил графу, что мы здесь стремимся победить большевиков, что о монархии рано думать и никто о ней не думает и что я очень сожалею, что его прислали сюда с подобной ерундой; после чего я не препятствовал ему стремительно скрыться за дверью, понятно, соблюдая все правила вежливости". Затем князь имел разговор с лейт.Гомейером (?), начальником отряда из немецких колонистов, и при этом Гомейер задал неожиданно вопрос: "доверяет ли князь Орлову?" - На вопрос князя: в чем дело? - Гомейер ответил "полууклончиво мол, на Орлова влияют, его шантажируют... неясна позиция Дубинина... И еще об одном моменте говорит князь: "Мой адъютант Де-Конор, друг детства, вдруг стал дружить с Орловым, и отношение ко мне, как будто изменилось. На мой совет: "будь осторожен с Орловым" - последовал ответ: - "Почему? Он очень симпатичен... я у него бываю"... Я не стал спорить". (Позже, после первого выступления Орлова, Де-Конор скрылся и князь его больше не видел).

Эти разговоры и моменты, действительно, показательны для того времени: "монархисты" беспокоятся о "бонапартизме", когда все горит, а князь, окруженный людьми, на которых не может положиться, повидимому, не в курсе происходящего вокруг него.

В такой атмосфере 20-го января, как пишет ген.Деникин, ген.Слащев потребовал выход отряда Орлова на фронт. Чем руководствовался генерал Слащев, вызывая отряд на фронт? Положение ли на фронте вызвало эту меру? Подозревал ли Слащев о предполагаемом выступлении Орлова? Было ли это в связи с предполагавшимся выступлением в Севастополе и настроением отряда в Симферополе? На эти вопросы сейчас трудно ответить, так как в имеющихся материалах нет точных указаний на это. Однако, после этого требования началось в Симферополе быстрое развитие событий, о которых имеющиеся сведения несколько не совпадают. Ген.Деникин пишет: "Орлов, при поддержке герцога Лейхтенбергского, уклонился от исполнения приказа (ген.Слащева) под предлогом неготовности отряда. Требование было повторено в категорической форме, герцог уехал объясняться в штаб Слащева". С другой же стороны князь С.Романовский (герцог Лейхтенбергский) сообщает, что "о требованиях Слащева - Орлову выступить на фронт - ничего не знал и не знаю. Я напросился на "визит" в Джанкой, а не был вызван Слащевым туда". В ночь на 22-е января князь выехал в Джанкой.

В это время Орлов, имея уже в своих руках силу, со своим окружением, повидимому, учитывая обстановку, пришли к заключению, что настало благоприятное положение для осуществления его мыслей, с которыми он носился в течение нескольких месяцев, и в ночь с 21-го на 22-е января они приступили к проведению их в жизнь. Орловское "действо" - "орловцина" - началось.

В ночь с 21-го на 22-е января (на рассвете) чинами орловского отряда на симферопольском вокзале были арестованы: комендант Севастопольской крепости ген.Субботин, начальник Штаба Новороссийской области ген.Чернавин, возвращавшиеся из Джанкоя в Севастополь после совещания с ген.Слащевым. В городе были произведены аресты многих высших гражданских и военных властей, арестованы многие штаб-офицеры, и все арестованные препровождены в Европейскую гостиницу, где помещался штаб Орлова. Утром 22-го появился приказ № 1 кап.Орлова, который гласил:

"Приказ № 1 по городу Симферополю.

Исполняя долг перед нашей измученной Родиной и приказы Комкора ген.Слащева о восстановлении порядка в тылу, я признал необходимым произвести аресты лиц командного состава, гарнизона гор.Симферополя, систематически разлагавших тыл. Создавая армию порядка, приглашаю всех к честной объединенной работе на общую пользу. Вступая в исполнение обязанностей начальника гарнизона гор.Симферополя, предупреждаю всех, что всякое насилие над личностью, имуществом граждан, продажа спиртных напитков и факты очевидной спекуляции будут караться мною по законам военного времени.

Начальник гарнизона г.Симферополя, командир 1-го полка Добровольцев, капитан Орлов."

Вот как вспоминает утро 22-го января один из офицеров (кап. И.):

"Идя утром в штаб (7 улан.Ольвиопольского полка), я был удивлен присутствием на улицах довольно многочисленных офицерских пикетов. Дошел благополучно; как позже выяснилось - спасли обер-офицерские погоны. В штабе только адъютант шт.ротмистр Непперт, писаря и никого из штаб-офицеров. Соединились с командиром полка. Под домашним арестом по приказу захватившего город капитана Орлова. Выясняется, что все штаб-офицеры арестованы. Орлов объявил себя комендантом города и захватил Европ.гостиницу. Чтобы выяснить обстановку, мы - я и Непперт - отправились к Орлову. Он принял нас в присутствии какого-то капитана в форме Марковского полка... Орлов, не без театральности, произнес речь о засилье штаб-офицеров, о захвате ими командных постов, о том, что мы, обер-офицеры, остаемся в черном теле на ролях пушечного мяса... Но, конечно, с его способом борьбы мы не могли никак согласиться. И мы мирно разошлись. Прийдя в Штаб, узнали, что нам звонил Крымский конный полк. Соединились. Полк.Бако организовывает сопротивление и сзывает в казармы полка. Мы отдали распоряжение эскадронам пробираться к Крымчакам. В казармах Крым.кон.полка, узнали, что из Севастополя идет на фронт тяжелая батарея. Соединились с командиром и поставили его в известность о происходящем. Командир батареи поставил в известность Орлова, что Европ.гостиница находится под его обстрелом."

Находившиеся в Симферополе запасные части и отряд немецких колонистов соблюдали "нейтралитет".

Одновременно с приказом № 1 были выпущены воззвания к "трудящимся" - одни большевистского содержания, другие в эсеровском духе о "земле и воле", заканчивавшиеся призывом к рабочим записываться в отряд.

"Ревкомом в первый же день выступления, - говорит Шафир, - была послана делегация к Орлову с требованием (подчеркнуто мною. ВА) немедленно освободить заключенных политических. Орлову причлось бросить роль "дипломата" и дать прямой ответ. Ответ получился отрицательный". На заявление Ревкома, что им будут посланы силы к тюрьме для освобождения заключенных, кап.Орлов ответил, что всякие выступления он будет подавлять всеми имеющимися в его распоряжении силами.

Нормальная жизнь в Симферополе была нарушена, и все следили за развитием событий. Приходившим к Орлову "делегациям" он заявлял, что "молодое офицерство решило взять все в свои руки", но разъяснить это неопределенное сообщение он не старался.

От городской думы и земства были посланы к Орлову делегации для "выяснения смысла совершившихся событий". Орлов обещал все "разъяснить" после получения ответа от ген.Слащева. На тайном совещании городской думы было решено послать делегацию к ген.Слащеву и ген.Май-Маевскому (в Севастополе) и была избрана комиссия "для принятия от имени думы необходимого решения в экстренных случаях". Очевидно, дума предполагала развитие событий.

"По улицам Симферополя продефилировал орловский отряд, показав тут же все количество вооружения, которое находилось в его распоряжении", - пишет Шафир.

Утром же Орлов по какой-то причине решил прекратить телеграфное сообщение Симферополя со штабом ген.Слащева. Вот как описывает офицер телеграфист (пор.Д.), дежуривший в это утро на телеграфном узле на почте:

"Утром около 8 часов в зал с аппаратами быстро и шумно вошли 3 офицера, с винтовками, старший был поручик-марковец, хороший мой знакомый. На мой вопрос, что случилось, он ответил, что по приказанию кап.Орлова я арестован, и указал мне на стул, где я должен сидеть, а сам подошел к распределительной доске и вынул все штепселя. Я всполошился и крикнул: - Что ты делаешь, ты порвал связь фронта с тылом! - Не ваше дело, поручик! - был его ответ. В это время пришла смена (пор.Воскресенский) и комендант телеграфного узла. Им были указаны стулья около меня и объявлено об их аресте. Часа через два один из офицеров повел нас в Европ. гостиницу, где в ресторанном зале мы присоединились к другим арестованным. Нам было запрещено разговаривать."

Орлов пытался несколько раз говорить по телеграфу со Слащевым, но тот отказывался с ним говорить до тех пор, пока, у аппарата, не будет дежурный офицер, известный штабу. Около 15 часов оФицеры-телеграфисты были освобождены и им было указано возвратиться на телеграф. По приходе на телеграф тот же поручик-марковед предложил им принять аппараты, а сам ушел.

Что происходило в штабе Орлова в этот день, мы, к сожалению, сведений не имеем, но один офицер пишет: "В городе было совершенно тихо, но довольно нервно. Я заходил в Европейскую гостиницу повидаться с друзьями. Они были очень возбуждены и не знали, что преполагают делать с ними".

Так проходил день выступления кап.Орлова. Кроме арестов, никаких эксцессов или кровопролития не было.

Что же происходило в это время в Джанкое в штабе ген.Слащева, куда незадолго перед выступлением Орлова выехал из Симферополя князь Романовский, прибывший туда утром 22-го? Князь о своей встрече с генералом Слащевым сообщает следующее:

"Общий дружественный обмен мнениями по существу создавшейся на фронте обстановки... Слащев показался мне более или менее "здоровым". Поболтав с полчаса, я ушел в свою каюту отдохнуть после ночи, проведенной в.... "трясучке" 3-го класса, к тому же нетопленой, но отдыхать мне долго не пришлось: - "Генерал требует вас немедленно", - сообщил мне юный ординарец....

Вхожу к Слащеву... Он, разъяренный, кричит мне: - "Мерзавец твой Орлов, мерзавец..." - Я: - В чем дело? - Слащев: - "Как в чем дело? Он этой ночью арестовал генералов Субботина и Чернавина... и начал восстание"... Я ошалел: - "Откуда у тебя эти новости?" Слащев: - "Все это знают, кроме тебя"... Тут уж я взбесился и сразу перешел в атаку и довольно резко...

Я напомнил Слащеву о моих просьбах, оставшихся без ответа (особенно о... полномочиях и временном "стержне")... и важных связях... На все это - ни привета, ни ответа... - "Ты должен же понять, что в этих условиях в Симферополе я, в создавшейся обстановке - что-то вроде туриста"... Слащев: "Но я тебя назначил"... Я: - "Этого не достаточно, подумаешь... назначил." Здесь мы очень крупно поговорили... чему удивился присутствовавший при нашей стычке ген.Васильченко... Я: "Хочу знать: это сплетни или сообщение, достойное доверия?! Если Орлов все это проделал, он, несомненно, изменник и негодяй... прикажи, и я немедленно возвращусь в Симферополь, а в придачу дай мне твой конвой и роту юнкеров... плюс письменно полномочия действовать по моему усмотрению". Слащев: - "Ничего я тебе не дам! Отправляйся, сейчас закажу паровоз и вагон - отправляйся!" - Я: "Конечно, отправляюсь, но на этом это дело не кончится".

Вечером где-то отыскался паровоз и товарный вагон... и я выехал на этом экстренном поезде в Симферополь, куда я прибыл, насколько мне помнится, около полуночи... Все было покрыто снегом... Морозило. "

Ген.Слащев решил ликвидировать выступление Орлова и послал отряд из Джонкоя, одновременно приказав ген.Май-Маевскому выехать с отрядом из Севастополя на ст.Альма.

Офицер-телеграфист, освобожденный и принявший опять аппараты, сообщает дальше:

"Мы соединили все провода и доложили ген.Слащеву о нашем прибытии. Вечером около 5 часов вошел Орлов в сопровождении другого капитана-марковца, мне незнакомого, и просит вызвать ген.Слащева. Очень быстро у аппарата был Слащев и передал следующее: - Кап.Орлову. Освободить всех арестованных, о чем мне доложить, а самому немедленно прибыть ко мне в Джанкой. Точка. Слащев. - Может быть, мне это показалось, но лицо у Орлова изменилось. Они быстро ушли. Около 8-9 часов вечера ген.Слащев вызвал Орлова. к аппарату. Было передано: - Донесения об освобождении не имею. Если до 10 часов его не получу - я с конвоем выезжаю из Джанкоя и ген.Май-Маевский из Севастополя с отрядом в Симферополь. Точка. Слащев. - Орлов молча принял сообщение и ушел из телеграфа."