ВЕСТНИК ПЕРВОПОХОДНИКА
История 1-го Кубанского похода и Белых Армий

В2 своем рассказе "Сильнее смерти" я поделился с читателями своими воспоминаниями о доблестной жизни и трагической смерти этой замечательной русской девушки. Сегодня, в общем ряду Белой Гвардии, в дни, котла истекает полвека с момента их подвижничества, мы преклоняем свои седые головы перед чудными обликами доблестных сестер милосердия Добровольческой армии, отдавших свои молодые жизни за Русь Святую.

- о -

Лето    1917 года. В открытое широко окно врывались душистые грозди сирени. Навстречу им плыли незатейливые, мило сентиментальные, порой собственной импровизации мелодии из-под клавишей пианино, что стояло с справа от окна в бабушкином доме.

Знакомый голос Ани, не сильный, но глубоко задушевный, тихо иел:

Я пробирался в комнату, салился у высокой этажерки, брал с третьей полки ее альбом - она позволяла - и рассматривал нарисованных тонким перышком, ее рукой, птичек, бабочек, цветы... Рассматривая, я все же был во власти песни...

Глядя на ее профиль, мне всегда казалось, что вокруг ее светло-калтановых волос и контура лица было какое-то сияние - или это было потому, что она сидела на фсне открытого окна, я же мостился в темном углу за этажеркой. Это, конечно, запоздалое объяснение, тогда я это принимал иначе.

Когда она трогательной мелодией и совсем уже с тихой проникновенностью заканчивала очень известный тогда романс со словами:

- я вставал и с глазами, полными слез, уходил в сад. Тсгда я был гимназист. Тогда я не мог себе представить быть где-то на чужой стороне и... вспоминать о ней. ТОГДА, как и все ТОГДА - в моем возрасте, в среде и в условиях проявления человеческих чувств - я был полон зарождающегося святого чувства любви, доброты и нежности. 

На ней часто была серенькая блузка с отложным закрытым белым воротничком. Около перламутровой пуговки приколота брошка. Золотая пластинка в виде облачка, на ней накладная эмалевая белая ласточка, к е су гая б носике крошечную веточку, покрытую мелкими сапфирами.

Аня охотно с восторгом рассказывала, как леток 1915 года она ездила на фронт к брату, как ее мило приняли в полку, как она слыхала гром орудийных раскатов вдали, как сна вклада возвращающиеся эскадроны драгун, как ночью наблюдала огневые вспышки орудийных выстрелов и далекое зарево пожаров, как брат и другие офицеры учили ее стрелять из кавалерийской винтовки, скакать верхом, как сна ухаживала за легко ранеными драгунами и, наконец, со смехом умиления, как брат ранним утром выпроводил ее ка ближайшую станцию и устроил в уходящий санитарных поезд, а корнет Горин, товарищ брата, на прощание подарил ей от имени всех офицеров эскадрона вот эту брошку и сказал: "Это вам, наш маленьких драгунчик, на память о нас и на счастье, которое вам принесет эта ласточка". Аня уже с грустью и с каким-то содроганием рассказывала, как она помогала ухаживать за бедными ранеными и чего только она не насмотрелась за недельное пребывание в пути.

- о -

Ровно через год Аня так же сидела у пианино, так же было открыто окно, так же цвела душистая сирень и так же ее тонкие пальцы перебирали клавиши старенького пианино, как и прежде... Тихим голосом она пела, как...

"умирали в хрустальном бокале золотистые, нежные pозы..."

На левой стороне белого платья, с небольшим фрменным фартуком с красным крестом на груди, был приколот знак тернового венха с мечем на георгиевской ленте.

- А где же белая ласточка? - об этом я первых ее спросил.

Все наши были в сборе. По пробьбе всех, Аня рассказала историю брошки с самого начала.

А случилось то, что на окраине станицы, уже на Кубани, преследуя бегущих красных, упал юнкер. Быстро следуя за добровольцами, Аня подбежала к упавшему и к ужасу своему узнала в нем брата корнета Горина. Леня, которого она знала, встретивши в походе вместе с братом, был мертв. Забыв про красных крест на рукаве и на сумке, она схватила его винтовку, быстро забрав все оставшиеся патроны из подсумков, подбежала к дереву, уложила ствол на одну из ветвей и быстро начала стрелять по бегущим среди кустарников, прыгающим, пригибающимся, падающим серым и черным фигурам. Чем быстрее она стреляла, тем больше уверялась, что после каждого выстрела фигуры нелепо падали - то боком, то как бы споткнувшись, роняя винтовку, то, вдруг останавливаясь и подымая руки, медленно опрокидывались навзничь. Аня стреляла не плохо, но потом, после, она не была уверена, было ли это так, или сгоряча ей только так казалось. Когда все патроны были расстреляны, она вышла из-за дерева, но, не пройдя и нескольких шагов, вдруг почувствовала, как будто кто-то ударил ее в грудь, отчего захватило дыхание, а дерево, вдруг очутившееся перед ней, стало задать, руками же и лицом она почувствовала влагу земли.

На перевязочном пункте доктор обнаружил, что пуля пробила два слоя плечевого кожаного ремня, два слоя кожаной куртки и, ударившись концом в золотую, покрытую белой эмалью брошку-ласточку. согнула_металл, раскрошенная эмаль, пробила грудную кость и в ней застряла. На другой день доктор, отдавая Ане пулю и изуродованную брошку, сказал ей:

- Благодарите, сестрица, вашу ласточку, она вам жизнь спасла.

- о -

Недалеко от Новороссийска, у края бегущей по склонам гор старочеркесской дороги - еле заметный холмик. Зимой норд-остовый ветер аккуратно покрывает его белым снежным саваном. Весной теплый ветерок с моря снимает зимний убор и покрывает голубыми незабудками на все лето. Среди них алеют красные тюльпаны, и буйно покрывается зеленью куст боярышника, над которым в полдень вьется жаворонок, и песнь его несется о том, что есть сильнее смерти.

Память сохранила многое, да разве все опишешь? Мне, нам дорого, а другим... верно, скучно. Один мой знакомый письмо прислал, пишет: "Читал твой рассказ. Ты, дружок, не обижайся, а вот только про чужое, личное, скучно читать, ты бы там фантазии подпустил какой-нибудь, поднаврал бы чего-нибудь захватывающего, чтобы интереснее было..." Прочел я и не обиделся. Тем, кто не пережил тех дней, кто был далеко от тех мест, или тем, кто просто не заметил того, что было, - согласен - скучно читать о стоящем у крыльца замершем юнкере с винтовкой или о старике-полковнике, рассердившемся, глядя, как закачались устои великой Империи и бросившемся спасать, что можно еще было спасти, да еще о гимназисте, да о девушке, о добровольцах, которым порой есть хотелось, да нечего было есть, спать хотелось, от усталости готовы были свалиться, да негде было даже прилечь, да и времени не было. Хоронили их без гроба, порой без молитвы, так - в неглубокую ямку, и грязью забрасывали... Скучно? Мне - нет! А фантазии и без меня кругом хватит, да и не только фантазии, а самой откровенной лжи.

В каждой стране есть могила неизвестного солдата с более или менее художественно и соответственно исполненным памятником. В дни памятные славных дней на поло брани памятник усыпан цветами, кругом венки, национальных цветов ленты, мерцают огоньки в фонарях, как лампады. Все отдают честь, женщины, мужчины приходят с венками, с трогательными букетиками живых цветов, положат на ступеньки, постоят молча, склонив головы, вытрут платочком глаза, скромно отойдут в сторону, почтив память своих мужей, отцов, братьев, сыновей, павших вдали от мест своих родных, защищая свою Родину.

Народы чтут память своих героев и ценят их дела.

В нашей стране нет таких могил. А у нас вот уже скоро полвека и страны нет.

Больше пятидесяти лет тому назад, защищая свою Родину, свой народ, свою веру, пали смертью храбрых на боевых полях восточной Пруссии, Галиции, в горах Эрзерума миллионы русских солдат, офицеров. Где лежишь ты, неизвестный солдат?

Пятьдесят лет тому назад юные герои, с одним желанием в груди - спасти оскорбленную и жестоко раненую Родину, отдавали свои жизни в дни трагической эпопеи Белой вооруженной неравной борьбы на полях Дона, Кубани, Урала, Сибири, Днепра и у Петрограда. Где лежишь ты, неизвестный воин Белой Гвардии? Где твоя безымянная могила? Тихо ждешь обещанного памятника? Неугасимой лампады?

- о -

Нет страны. Нет даже символической могилы защитника Святой Руси. Нет неугасимой лампады. Но есть неугасимая память о них, передающаяся из поколения в поколение оставшимися, теми, кто носит терновый венец на груди.

Есть нерукотворный памятник делам вашим. Зажженный светоч сверкает во мраке и до наших дней, дней великой скорби и печали.

"Вестник Первопоходника", богатый своей Правдой, летопись героической борьбы за Русь Святую. Он ваш памятник, он ваша неугасимая лампада спящим орлам боевым, спящим со спокойной душой, заслужившим славу и вечный покой.

На этих страницах мы вспомнили только о нескольких из них. Кто же были они?

Почему до сих пор безответственные журнальные, газетные борзописцы продолжают честить их, как "реставраторов", "помещиков", "буржуев", "царистов" и тому подобными словесными потоками лжи? Кому это надо?

Из всех помянутых здесь лишь только один дедуган Николай Николаевич был офицером царской службы. Участником всех войн, которые оставили на его теле свои зарубки. Никогда никакой своей собственности он не имел, кроме всем известного скромного офицерского жалованья.

Петя - гимназист. Сын очень скромного достатка, но достойных родителей. Будучи в старших классах, репетировал гимназистов младших классов, чтобы иметь возможность купить лишнюю книгу или скромные подарки родителям и сестрам в дни их именин.

Аничка Чубарина - типичная дочь семьи армейского офицера, убитого на германском фронте. Брат - тоже офицер армейской конницы. Никакой своей собственности никогда не имели.

Володя - первый юнкер - из обыкновенной казачьей семьи, имевшей обыкновенный казачий земельный надел - землю, которую и обрабатывали своими руками, а в военное время мужчины садились на коней и уходили в свои полки, оставляя все хозяйство на руках женщин, стариков и детей.

Таковы в своем большинстве были воины Белой Гвардии, вступившиеся за честь, славу своей Родины, не преследуя никаких корыстных целей, и имевшие полную возможность уклониться от тех тягот и той участи, что понесли они, как крест, за Русь Святую.