СИЛА ПРИКАЗА.
Новый тяжелый период настал для армии. Грозные тучи снова заволакивали небо, мы стояли перед новыми испытаниями. Горькие вести сообщали, что пал Екатеринодар. столица Кубани, бывшей еще так недавно центром всего нашего движения и казавшейся нам в таком глубоком, недосягаемом тылу.
После недолгого пребывания в Тихорецкой, Ставка переехала в Екатеринодар. Здесь генерал Деникин пытался еще раз об'единить все, так называемые, правительства новообразовавшихся окраин Русского государства. Было создано коалиционное министерство. Но эта мера не привела ни к чему, так как люди, вошедшие в состав этого правительства, далеко не оправдали всех возложенных на них надежд. Кубанцы упорно продолжали отстаивать свсю самостийность и в этом отношении повредили во многом. Который ухе раз приходилось генералу Деникину разачаровываться в своих помощниках. Он, безукоризненно честный и преданный своему делу, расчятывал найти тоже самое в среде окружавших его людей. Но преступная распущенность, так восхваляемая одной из бездарнейших утопий мира - социализмом, развратила людей. Демагоги и выскочки выплыли случайно на поверхность и нарочно, ради личных выгод, подчас даже под диктовку красных тиранов, тормозили общую работу. Казаки, распропогандпрованные своими же власть имущими, начали пачками бросать фронт и открыто возвращались в станицы, чтобы там ожидать, когда будет сформирована обещанная правительством своя кубанская армия. И в станицах велась агитация среди населения против добровольцев, чтобы таким образом окончательно раздробить силы юга России..
Но и этим мелким людишкам, ставшим во главе правительства Кубани, недолго пришлось быть у власти. Большевики, выиграв сражение у Егорлыцкой и разбив наши части около Тихорецкой, всей своей массой хлынули на Екатеринодар. Ставка и все учреждения были эвакуированы в Новороссийск. Другая группа большевиков двинулась в направлении на Кавказскую - Армавир - Минеральные Воды и отрезала Ставку от армии генерала Эрдели, начавшей самостоятельно отходить к Владикавказу и дальше на юг по военно-грузинской дороге в Грузию.
Екатеринодар пал 5-10 марта 19 20 г.
Закончился период славной эпохи нашего движения. Казалось, что пропало все, что сокровенные мечты разбиты и медленно наступал ужасный час гибели сотен тысяч людей, столь самоотверженно и стойко боровшихся за славу и величие поруганной родины.
Что же дальше ? - невольно напрашивался вопрос.
Но вера, святая глубокая вера, которая не умерла в частях армии, удержала дух и не поколебала стойкости, сплоченности и решения постоять за честь родины до конца. Эта вера и великий дух вывели армию с честью и толкнули ее на новые героические и бессмертные подвиги.
- - оОо - -
В станице Крымской пришлось разместиться очень тесно, так как сюда прибывали все новые и новые части. Фронт постепенно разряжался и передавался кубанским казакам в то время, как Добровольческий корпус стягивался к Новороссийску. Наше будущее было еще совсем неясно. Ходили самые разнообразные слухи о предпринятых главным командованием решениях, то нас перебрасывали на Кавказ, то нас англичане перевозили за границу, сажая в лагеря за колючую проволоку, или отправляя нас на тяжелые работы на рудники, заводы и фабрики, то в Крым, где предположено продолжать борьбу, то на Тамань для переброски с Кубани в Керчь. Но точно никто ничего не знал все это были лишь догадки измученных и усталых людей, старавшихся хотя бы этими догадками успокоить свои тяжелые предчувствия. Ропота не было. Все смиренно склонили свои головушки перед грозными велениями царицы-судьбы, но настроение было подавленное. Вопрос о будущем беспокоил умы, и солдаты теперь неоднократно обращались к своим офицерам с просьбой раз'яснить им то или ипое их предложение.
Самой приятной была перспектива похода на Кавказ, вдоль берега Черного моря и самой неприятной - погрузка на корабли и отплытие за границу. В первом случае предстояли может быть и серьезные, но все же, после всего пережитого, не страшные бои, главным образом с шайками зеленых, ютившихся в прибрежных горах и с незначительными отрядами красных, успевшими проникнуть в эту область. Во втором же полная беспомощность и рабство, так как одним из условий англичан было - разоружение армии. О переброске в Крым говорили меньше, ибо никто не расчитывал на корабли, которые могли быть предоставлены армии для погрузки в Новороссийске.
С прибытием полка и постепенным вытягиванием частей Добровольческого корпуса в станицу Крымскую, увеличелась, по вполне понятным причинам и тревога, а потому участились и разговоры о дальнейшей нашей судьбе.
Среди молодого офицерства чувствовалась некоторая растерянность, так как из штаба дивизии и корпуса до сих пор еще не поступали точные сведения о дальнейшем движении. Полковник Ковалинский, командовавший в то время, об'единенным в один, гвардейским кавалерийским полком, вместо уехавшего в отпуск ген. Данилова, нерднократно ездил для получения информации в штаб, но пока безрезультатно.
8-го марта стало известно, что дивизия идет грузиться в Новороссийск для отправки за границу. Из штаба полка была выслана бумага, в которой излагались все предположения. Кроме того командирам эскадронов поручалось собрать людей с целью раз'яенения им настоящего положения и путем неофициального опроса выявить, кто из нижних чинов определенно решил идти дальше и грузиться на пароходы.
Часов около 9-ти утра ротмистр Линицкий, принявший эскадрон улан по прибытию полка в Крымскую, приказал людям построиться во дворе у вахмистра Бабаченко. Он решил откровенно рассказать обо всем уланам, не утаив ничего, чтобы они знали, на что шли и что им пред стоит впереди. Поздоровавшись с эскадроном, Линицкий сразу обратился к уланам приблизительно со следующими словами: Вот что, братцы1 Положение наше сейчас очень серьезное и прямо скажу – тяжелое. Есть много всяких предположений о нашем дальнейшем движении, но точно пока еще ничего неизвестно. Есть сведения, что если англичане нам предоставят пароходы, то нас перевезут за границу, но куда, тоже неизвестно. Возможно, что будем отступать в Грузию по берегу Черного моря или нас перебросят в Крым, где мы будем продолжать войну до последней возможности. Вы, уланы, знаете, что мы офицеры, вас никогда не покинем и выведем из любого положения. Но я хочу вас предупредить, что наше положение очень тяжелое, и что мы не можем поручиться за удачный исход нашего отступления. Предоставляем вам право выбора - идти дальше с нами, или оставаться и распылиться. Мы не будем считать это за измену, ибо мы знаем вашу Доблесть, которую вы проявляли в боях с большевиками. Каждый, кто решил остаться, пусть доложит своему взводному офицеру. Я же сделаю все,что в моих силах, чтобы облегчить ваше положение. Подумайте об этом, братцы!
Эти слова произвели глубокое впечатление на улан. У многих на глазах появились слезы.
- Господин корнет ! - с содроганием в голосе обратился ко мне взводный Некрасов, - правда, лучше бы было, если бы нам сказали,
что здесь всем нам нужно умереть. Мы не хотим оставлять вас и больно делается, если только подумать об этом .
- Некрасов,, голубчик ! - старался я успокоить его. - Мы все знаем, что ты хороший солдат, так если хочешь идем с нами дальше, а там видно будет.
- Никак нет, господин корнет, я за границу не поеду.
- Почему?
- Говорят, англичане хотят нас загнать в шахты, а там мы и света больше не увидим.
- Какие шахты ? - переспросил я, - кто это распространяет такие вздорные слухи ? Конечно, я ручаться не могу, что это не так, но ведь потому ротмистр Линицкий вам и сказал, чтобы вы знали, что вас ожидает. Нужно быть готовым ко всему.
- - оОо - -
С грустными мыслями ушел я от улан. Быть может им не нужно было говорить об этом, но нельзя же обманывать их - привести к морю, а потом об'явить, что вам, мол, нет мест на пароходах, а мы уезжаем!
Но они ведь были солдаты, а солдатская натура привыкла к приказаниям и ЕВОТ теперь, когда им был предоставлен свободный выбор - идти ли за своими офицерами, или оставаться, они растерялись.
И среди нас, офицеров, тоже чувствовалась растерянность, так как раставаться с верными людьми было больно и тяжело. Подавленное настроение охватило всех нас. Последняя надежда на полковника Ковалинского. Он всегда выводил улан из самых тяжелых положений, и мы знали, что и теперь он найдет выход. И действительно, наша надеж- да оправдалась. Он, сильный и решительный командир наш, "отец родной", как называли его солдаты, нашел, что сказать, чтобы непоколебимой осталась вера в успех, чтобы не была посрамлена честь старых Российских полков.
Полковник Ковалинский, ознакомившись в штабе корпуса с обстановкой и с предпологаемыми решениями старших командиров, решил поведать о том полку и приказал построиться людям в пешем строю на окраина станицы. Поздоровавшись отдельно с каждым эскадроном полка - кавалергардами, кирасирами, конно-гренадерами и уланами, полковник Ковалинский обратился к солдатам с речью.
- Настали тяжелые дни, - начал он. - Наша дальнейшая судьба еще не выяснилась. Мы еще не знаем, куда пойдем, в Грузию или в Крым, но одно определенно известно, что к англичанам гвардейский полк не пойдет, так как англичане потребовали сдачи оружия и только на таких условиях выразили согласие взять нас. В рабство мы не пойдем, этого не будет, в этом я даю БАМ свое честное слово. Ни офицера, ни солдата я не позволю превратить в пленника и оружие свое не сдам, предпочту смерть этому позору. Конечно, положение наше тяжелое, ибо волею судьбы мы заброшены сюда, и немного верст отделяют нас от моря. Я заверяю вас, что выведу с честью из этого положения, или погибнем все вместе. Возможно, чго мы, как и вся кавалерия, пойдем в Грузию, тогда впереди нас ожидает отдых для того, итобы подготовиться к новой борьбе с красными разбойниками. Другая возможность - это переброска наших войск в Крым для продолжения борьбы там, но особенных надежд на эту операцию я не возлагаю, так как еще нет сведений о предоставлении нам перевозочных средств. Независимо от дальнейших событий среди вас не должы быть малодушные. Не забывайте, что мы гвардия, что мы должны идти впереди всех. Если окажутся в нашей среде дезертиры, я буду расправляться с ними всеми предоставленными мне правами и не постесняюсь расстреливать их.
Завтра утром мы выступаем, поэтому сегодня же нужно позаботиться обо всем, сократить обозы, выбросить все ненужное барахло. Если кому-нибудь что-либо неясно, спрашивайте, не стесняйтесь. - Гробовое молчание было ответом. Солдаты стояли, как вкопанные, внимательно наблюдая за своим командиром.
- Так все ясно ? - спросил полк. Ковалинский, - ни у кого нет вопросов?
- Господин полковник, разрешите доложить ? - вдруг раздался голос из эскадрона конно-гренадер.
- Да , - ответил Ковалинский, - кто хочет спросить?
- Господин полковник, - начал конно-гренадер Боллес, - мы, солдаты, не оставим вас, даже если придется идти на смерть. Мы всюду пойдем за вами, куда бы вы нас не повели.
- Спасибо Боллес - сказал Ковалинский, - твои слова показывают, что с такими солдатами мы пройдем, где угодно и что для нас ничего страшного нет. Я рад лишний раз убедиться, рад узнать, что не поник еще дух русских воинов, решивших постоять за свою родину до конца. Спасибо, братцы, - крикул весело полк. Ковалинский.
- Рады стараться, господин полковник - гаркнули в ответ сотни голосов.
Быстро стали расходиться эскадроны. Осунувшиеся было лица озарились улыбками, и снова вернулась бодрость. Исчезла грусть, точно ее никогда и не было...
- - оОо - -
В армии нельзя никому ничего предлагать, нужно только приказывать. Солдата всякое предложение ставит в недоумение, в решительные минуты ему нужно только приказывать. С военно-психологической точки зрения это единственное решение при создавшейся сложной обстановке. Как видно из описания "состояния умов" хотя бы только улан, можно смело сказать, что клич "спасайся кто может и как знает" только усугубил душевные переживания солдат, совершенно их обескуражил. После такого предложения они сразу потеряли свой воинский дух - это были уже не эскадроны, не полк, не бригада и не дивизия, просто сборище растерявшихся людей, потерявших в этот момент громкие названия своих воинских единиц. Солдатам предлагать идти вперед или стушеваться - непонятно. Военный язык знает лишь одно: вперед или назад, а понятие - "делай, что хочешь" солдату чуждо. Настроение улан, когда им их командир эскадрона предлагал право выбора: идти дальше с нами или оставаться, было растерянное, а после речи командира полка и его приказа двигаться дальше всем вместе - стало бодрым и радостным. Полк, командиры и их приказы - это для настоящего солдата понятнее, чем расплывчатые советы и предложения самому решать свою судьбу. Революция затуманила мозги наших доблестных солдат, слово "свобода" - это был тот всепоражающий яд, который нарушил основные понятия воинской дисциплины и воинского духа армии. Только приказ и беспрекословное подчинение этому приказу - вот основа существования всякой армии.
Как знаток и как один из лучших воинов русской армии полковник Ковалинский это сразу осознал. Его слова были понятны сердцу солдата - не исполнишь моего приказа, сочту тебя за предателя. Просты были его слова и понятны, потому иного языка солдаты не понимали. И я скажу больше, что только категорические приказы могут держать армию на высоте, и это касается как офицеров, так и солдат. Без беспрекословного подчинения нет армии и нет войска.
Михаил Борель.
