44. В обход Иркутска.

Три вооруженных группы собрались к 8-му февраля в районе Иркутска: Белые, красные и "союзники".

Взаимоотношения между первыми двумя были совершенно ясны: это были враги, каждый из которых искал полного уничтожения другого.

Третья группа - "союзническая" - состояла из частей чехословацкого корпуса, и отношение их к русским постоянством не отличалось, колебалось и менялось в зависимости от разных обстоятельств.

Стремление чехов и прочих "союзников" к этому времени заключалось в желании скорее выбраться из-под перекрестного огня русских враждующих сторон. Огромное количество грузов, вывозимых чехами из Сибири, сильно замедляло их движение на восток.

После Красноярска регулярные части красной армии настигли чехов. Попытки чехов задержать преследование взрывами мостов оказались безрезультатными. Как военная сила, чехи за год с лишним на охране железной дороги основательно разложились, и боеспособность их сильно понизилась.

Около Канска, в середине января, красные бьют чехов и захватывают их бронепоезд вместе с командой. Продолжая взрывать мосты, чехи, однако, пробуют прибегать к переговорам о перемирии. Сначала им это не удается. В конце января, желая остановить красных, чехи под Нижне-Удикском ВВОДЯТ в бой значительные силы с 5-ю бронепоездами. Их снова бьют, они теряют 4 бронепоезда, артиллерию и 16 эшелонов. Часть чехов, бросив вагоны, покидает поле боя и поспешно удирает пешим порядком.

Через несколько дней, в самом начале февраля, у станции Тулун (в 100 верстах за Нижне-Удинском) красные вновь опрокидывают чешский арьергард и забирают 9 эшелонов. Сведения эти взяты из красных источников, и, возможно, их трофеи преувеличены. Чехи о своих поражениях хранят полное молчание.

Наконец, чехам удается добиться перемириЯ, и 7-го февраля в селе Куйтун (75 верст за ст.Тулун) они подписывают договор о прекращении военных действий.

Пункт 5-й этого договора: "Чехо-войска оставляют адмирала Колчака и его сторонников, арестованных Иркутским Ревкомом, в распоряжении Советской власти под охраной Советских войск и не вмешиваются в распоряжения Советской власти в отношении к арестованным".

Пункт 6-й говорит о передаче золотого запаса. 

Обращает на себя внимание содержание пункта 5-го. Адмирал Колчак был предан чехами уже 15-го января, а в день подписания мирного договора рано утром, он погиб. Представитель мирной делегации (переговоры затянулись на три дня) от красной армии комиссар Смирнов мог не знать о расстреле адм.Колчака. Он беспокоится, что чехи еще могут его спасти или вмешаться в его судьбу. Поэтому пункт 5-й требует от чехов, чтобы "чехо-войска оставили адм.Колчака в распоряжении Советской власти и не вмешивались в распоряжения "в отношении к арестованным". "Беспокойство" комиссара Смирнова было напрасным. Чехи тщательно подготовили и "добросовестно" выполнили предательство. Смирнов в своих воспоминаниях ("Борьба за Урал и Сибирь", стр.257) отдает чехам должное: "его (адм.Колчака) ждала более горькая участь. В Нижнеудинске поезд Правителя захватывают чехо-словаки; Колчака везут заложником, выдают образовавшейся в Иркутске революционной власти, и этой ценой чехи получают выход из Сибири".

- о -

Предательство чехами адмирала Колчака и его смерть вызвали огромное озлобление в рядах войск, дошедших до Иркутска. Горячие головы были готовы повернуть оружие против чехов.

Но главные предатели - ген.Жанен и ген.Сыровой были уже за Байкалом. Жанен 14-го января, накануне выдачу адм.Колчака, утвердив предательство, скрылся в Верхнеудинск. Сыровой также "своевременно" исчез за Байкал. Оттуда, в безопасности от возмездия, он диктовал свои приказы оставленному на станции Иркутск начальнику 2-й чешской дивизии полк.Крейчий.

Последний, при подходе наших передовых частей к ст.Иннокентиевской, прислал им свое распоряжение, где пишет: "я решил ни в коем случае не допускать занятия Глазкова вашими войсками"...

Чехи привыкли себя считать полными хозяевами Сибирской жел.дороги и заводили там свои порядки. Вдоль жел.дороги они установили трехверстную "нейтральную" полосу, в которой запретили появляться вооруженным отрядам как красных, так и белых. Нарушителей этого распоряжения они угрожали разоружать.

Отступающая армия не обращала внимания на наглое требование. Колонны наши двигались, в зависимости от имевшихся путей, рядом с колеей жел.дороги, иногда по полотну жел.дороги, занимали для ночлегов и привалов станции, разъезды и прилегающие к ним поселки.

Это, конечно, хорошо знал и полк.Крейчий. Знал он и то, что его грозное предупреждение является лишь пустой угрозой. Навряд ли он мог сомневаться в том, что белые части, пробившие себе дорогу через все препятствия на протяжении трех тысяч верст, разоружить себя никому не позволят. Его предупреждение не допустить и разоружить скорее всего предназначалось вниманию его начальников, уже удравших в тыл.

Отметим запись одного красного писателя, повидимому, правильно определяющую действительное настроение чехов: "Из чешской информации было также известно, что белых движется не меньше 35.000, что это самые крепкие части белой армии и что их даже "сами" чехи вынуждены бояться" (Парфенов "Борьба за Дальний Восток", стр.59). В подтверждение сказанного советский писатель ссылается ка газету "Чехо-слов.Днавник" от 18 января 1920 г.

- о -

Дальнейшую судьбу нашей армии решали не красные и не чехи.

С приближением к Иркутску дошли сведения, что преданный чехами адм.Колчак погиб рано утром 7-го февраля в то время, когда армия начала движение к ст.Иннокентиевской с последнего ночлега.

Армия не успела спасти его. Вернее, приближение армии с намерением освободить адм.Колчака, о чем красные знали из требований ген.Войцеховского, заставило беспощадных убийц поспешить с расправой над ненавистным для них Верховным Правителем.

Главная цель нашего движения для захвата Иркутска отпала. Встал вопрос - нужно ли теперь атаковать и брать город?

Генерал Войцеховский утром 8-го февраля прибыл на станцию Иннокен- тиевскую, где уже находились все части 3-ей армии, и собрал старших начальников на совещание.

Немногие были за захват Иркутска. Большинство стояло за то, чтобы миновать город и направиться, без ненужных задержек, в Забайкалье.

Генерал Войцеховский согласился с мнением большинства.

Причиной такого решения было тяжелое состояние людского и конского состава в армии. Огромное количество раненых, больных и обмороженных, по приблизительному подсчету, доходило в частях до 80 процентов, для захвата Иркутска можно было собрать около 5 тысяч здоровых бойцов. Этого количества было достаточно, чтобы разгромить собранные наскоро, неустойчивые красные отряды. Бой под Зимой показал ясно их низкую боеспособность. Приготовления к отступлению на север говорили, что красные командиры не надеялись на успешную оборону Иркутска.

Но захват большого города, размещение там 15-20 тысяч раненых и больных и потом новые сборы в неизбежный дальнейший поход не соблазняли отступающую армию. Было неразумно делать остановку на несколько дней, когда впереди можно было рассчитывать на долгий отдых в благоприятных условиях, устройство раненых и больных в госпиталях, пополнение боеприпасов и приведение всех частей в полную боевую готовность.

- о -

По вполне понятным причинам были недовольны указанным решением чины армии, у которых в Иркутске находились родные. В том числе у некоторых Ижевцев и Воткинцев сюда были эвакуированы их семьи, и теперь они поджидали встречи со своими отцами и мужьями. Некоторые семьи заранее, когда в Иркутске начали захватывать власть красные, переправились в Забайкалье и там ждали прихода армии. Тяжелая драма произошла в Воткинском конном дивизионе. Со дня своего формирования 25-го мая 1919 года, в командование 2-м эскадроном дивизиона вступил прибывший из Иркутского Военного утилища хорунжий Аристарх Пуцилло. Все походы и бои он провел, командуя своим эскадроном, был выдающимся командиром, его любили подчиненные и сослуживцы, его очень ценил командир дивизиона ротмистр Дробинин. За свою отвагу Пуцилло получил два производства в следующие чины и дослужился до шт.ротмистра.

В Иннокентиевскую он прибыл, болея тифом в тяжелой форме. В Иркутске у него оставалась семья: его отец - офицер Императорской Армии - был в отставке. Известие, что армия не будет брать города, сильно взволновало ротмистра Пуцилло. Будучи в полубредовом состоянии, он незаметно для присутствующих вынул револьвер и застрелился.

Через 5 дней, когда Воткинцы были уже в Мысовке, в штаб дивизиона пришла сестра Пуцилло и спросила, где может встретить своего брата. Его семья успела заранее выехать из Иркутска. Не трудно представить отчаяние и горе семьи, узнавшей о его преждевременной, напрасной смерти.

- о -

Генерал Войцеховский отдал приказ о дальнейшем движении в обход Иркутска с юга. Начало движения - в полночь 8-9 февраля. Путь был выбран со ст.Икнокентиевской вдоль жел.дороги, переход через реку Иркут и, не доходя до Глазковского предместья, сворот на юго-запад к селу Смоленское. Отсюда, по ряду мелких поселков и дачных мест - движение в обход большой лесистой возвышенности, расположенной к югу от Глазко- во. Затем снова поворот к востоку и выход к реке Ангаре. Дальше можно было двигаться к селу Лиственичное, у истока Ангары из Байкала, по реке или выйти на правый берег, где шел тракт.

Об этом решении ген.Войцеховский предупредил чехов, чтобы избежать недоразумений с их стороны. Чехи были удовлетворены решением не брать город и обещали не чинить никаких препятствий.

Впереди шла 3-ья армия с Ижевской дивизией во главе. За ней Уфимская группа 2-й армии и в конце - группа ген.Вержбицкого.

В авангарде Ижевской дивизии шел Конный пол, выступивший в 23 ч. Ночь была темная и морозная. Пройдя Смоленское, продолжали движение через поселки Медведево, Марково, Кузьмиха, Грудино и к утру достигли Ангары около станции и поселка Михалево. После спуска на лед пошли по реке. Недалеко от Михалева с небольшого острова, находившегося на середине реки, раздались в выстрелы. Пули просвистели высоко над головами.

Передовой эскадрон бросился в атаку, и выстрелы немедленно прекратились. Без сопротивления 33 человек - весь гарнизон острова, поставленный, чтобы задержать наше движение, - побросал винтовки. Эти люди, поняв, что им дали непосильную задачу и что отступить с острова им некуда, благоразумно сдались. Для очистки совести они дали несколько выстрелов поверх наших голов. Они поспешили сдать свои патроны, ручные гранаты и сложить тут же брошенные винтовки.

Далее до самого села Лиственичное никаких столкновений не было.

В Лиственичное Ижевская дивизия пришла в 19 часов вечера 9-го февраля, пройдя 80-90 верст и останавливаясь по дороге лишь на короткие привалы, чтобы погреться и дать отдых и подкормить лошадей. Вслед подошли остальные части 3-ей армии и расположились на ночлег. Уфимская группа ночевала в Михалево, Тальцы и Большереченское. Группа ген.Вержбицкого также благополучно, без столкновения с противником, обошла Иркутск по пути, пройденному предыдущими частями.

Первые 2-3 дня красные преследования не вели, по крайней мере, сколько-нибудь значительными силами. В Уфимской группе, при подходе к реке, были слышны со стороны города орудийные выстрелы. Кто и куда стрелял - было не ясно. Возможно, что нашим врагам, засевшим в городе, нужно было создать впечатление, что белые атаковали Иркутск, но были отброшены. В описании одного красного историка можно прочесть: "А бои за Иркутск все продолжались. Кровь лилась рекой. Наконец, белые двинули свои силы на Глазково и захватили там артиллерию. Немедленно решили пустить ее в ход. Но в этот момент в продолжавшуюся борьбу вмешались чехословаки".... (Парфенов П. "Борьба за Дальний Восток", стр.).

45. Переход через Байкал.

Лиственичное - большое село, прижатое горами к озеру и вытянувшееся по берегу на 5-6 верст. Расположившись по квартирам, начали собирать справки о том, что делается кругом. По сведениям жителей, отряд красных, находившийся здесь, при нашем приближении бежал через Ангару на станцию Байкал, где нашел убежище в чешских вагонах, жители также сообщили слух о большом бое накануне где-то в районе Мысовска. Кто с кем дрался - они не знали. Мысовск, по их сведениям, в руках красного отряда с бронепоездами.

О возможности перехода через Байкал сведения были неутешительны. Еще никто в эту зиму не переправлялся через Байкал. Незадолго до нашего прихода на середине Байкала стояло озеро тумана - признак, что здесь находится полынья - место, не покрытое льдом. Этого облака теперь не видно, но лед на середине озера не может быть достаточно окрепнувшим.

Местные жители советовали для перехода Байкала пройти сначала вдоль берега до с.Голоустное, а из него пересечь Байкал на Мысовск. Переход напрямик, около 70 верст, был бы очень утомительным.

Вскоре по приходе в Лиственичное генерал Молчанов собрал командиров Ижевских частей и дал им важные указания. Еще в 1910 году, будучи молодым офицером 6-го Сибирского Саперного батальона, стоявшего около Иркутска, он получил задачу, совместно с другим офицером, сделать инструментальную съемку острова Ольхон. Этот остров, расположенный в 200 верстах к с.з. от Лиственничного, служил для жительства прокаженных. Ген.Губернатор и Командующий Военным округом ген.Селиванов предполагал дать острову другое назначение и приказал сделать точную съемку. Поручик Молчанов не только сделал съемку, но и подробно ознакомился с особенностями Байкала и окружающей природы. По печатным источникам и по расспросам местных жителей он отлично знал, какие препятствия можно встретить при переходе озера в зимнее время, и теперь его знания весьма пригодились.

Прежде всего он указал, что гладкая поверхность льда на озере является пагубной для лошадей, имеющих стертые подковы и шипы. Приказал перековать лошадей, большинство которых давно не перековывались. Навинтить новые шипы на подковы, которые допускают это сделать.

Затем рассказал, что на льду могут встретиться трещины, или эти трещины могут образоваться неожиданно под ногами идущих, и при этом раздается грохот, похожий на пушечную пальбу. Это не должно вызывать бепокойства. Трещина образуется от перемены температуры и от притока в озеро воды из многочисленных речек и ручьев, впадающих в Байкал с окружающих гор. Трещина медленно расходится, и ширина ее доходит иногда* до 2-3 аршин. 3 длину она простирается на многие версты. Потом лед начинает сходиться, края трещин сталкиваются, ломаются, и обломки льдин нагромождают барьеры до двух аршин и выше. При этом происходит грохот, напоминающий стрельбу из нескольких пулеметов.

Для перекрытия трещин ген.Молчанов приказал запастись досками, а для устройства проходов в барьерах захватить лопаты, топоры и другие подходящие инструменты. Затем он сообщил, как поступают местные жители, если лошадь соскользнет в трещину. В этом случае крестьяне накидывают под шею лошади уздечку и начинают ее душить. Задыхаясь, лошадь набирает воздух и легче плавает. Улучив момент, двое сильных людей, взявшись за гриву и хвост, вытаскивают лошадь на лед.

Окончив свои указания, ген.Молчанов приказал немедленно приняться за перековку возможно большего количества лошадей. Кроме того, приказал вызвать желающих пойти со следующего ночлега на разведку дороги на Мысовск и выяснить, что там делается и кто занимает станцию и поселок.

В Ижевском Конном полку успели перековать, с помощью местных кузнецов, больше половины лошадей.

Утром 10-го февраля части 3-ей армии выступили на Голоустное. В авангарде шла Ижевская дивизия с Конным полком впереди, но все всадники как полка, так и конной разведки 1-го полка и разных команд, успевшие перековать лошадей, были собраны вместе и двигались впереди. Они должны были "нацарапать" дорогу для идущих сзади.

Лед, действительно, оказался гладким и чистым. Двигались вдоль западного берега Байкала на расстоянии от него не более 1-2 верст. Необычайная чистота льда и воды позволяла видеть отлично дно Байкала на глубине десятков саженей. День был морозный, но почти безветреный. Переход в 45 верст показался неутомительным. Тяжело пришлось лишь лошадям, имевшим изношенные подковы. Две сотни перекованных лошадей не смогли сделать путь по льду достаточно шероховатым и не скользким.

К вечеру дошли до с.Голоустного. По количеству дворов - около 230 - село было достаточно большим, но крестьяне не были зажиточным - необходимых продуктов было мало, и еще меньше фуража. Здесь удалось перековать еще многих лошадей.

Сведения о той стороне Байкала были те же, что и в Лиственичном. Мысовск считался занятым красными. О переходе через Байкал ничего определенного - никто еще на ту сторону не переходил.

На разведку вызвалось несколько желающих. Ген.Молчанов назначил от 1-го Ижевского полка поручика Лучихина и от штаба дивизии пор.Поня- товского. Они переоделись крестьянами, должны были ночью дойти до Мысовска, сделать разведку и встретить колонну 3-ей армии где-то на середине Байкала. С большим трудом был найден проводник. Никто из местных жителей не хотел взяться за рискованное дело. Наконец, уговорили одного сравнительно молодого парня, который согласился отправиться за вознаграждение золотом и с условием, что он пойдет не как проводник, а как пассажир двух "крестьян". Старики снабдили его разными советами из опыта прошлых лет: как идти через замерзшее "море", где в этом году поздно замерзали полыньи, как обойти эти места, как ориентироваться ночью по контуру сопок или по огням станций и деревень и т.д.

Перед заходом солнца разведчики в санях отправились в дорогу.

11-го февраля, еще до рассвета, части Ижевцев спустились на лед и качали переход. Двинулись по указанному жителями направлению. Начало светать, и вскоре на той стороне из-за гор появился красный шар восходящего солнца. Байкал показал свою величественную зимнюю красоту. Особое внимание привлекали ледяные барьеры. Как только солнце поднялось повыше, причудливые осколки льда засверкали всеми цветами радуги. Казалось, мы проходили мимо скал, осыпанных бриллиантами. Через барьеры прошлось пройти несколько раз, расчищая проходы. Величина некоторых осколков льда была очень значительна. По ним можно было судить, что ледяной покров Байкала является прочным.

Больше половины пути мы прошли без задержек. Оставалось не более 20 верст. Неожиданно позади раздался гром, и глухие раскаты, отражаясь от берегов, прокатились по Байкалу. Заранее предупрежденные и готовые к появлению трещин, мы спокойно продолжали движение.

Прошло несколько минут, и от следовавшей за нами части подлетел генерал X. Молодой и нервный, он был храбрым командиром в обычной боевой обстановке, но очень недолюбливал те случайные происшествия, которые именуются "внезапностями".

Такой "внезапностью" оказалась для него трещина, образовавшаяся, как потом выяснилось, как раз под его лошадью. О возможности появления трещин он был осведомлен и в своем отряде имел доски для устройства перекрытий. От неожиданности и грохота он забыл о предупреждениях. Решил, что трешина возникла оттого, что шедший впереди отряд Ижевцев двигался тесной колонной по три. Генерал яростно обрушился на командира полка: "Полковник! Что вы делаете? Вы губите армию! Хотите ли вы, чтобы все потонули? Потрудитесь двигаться в строю по одному!"

Было ясно, что какие-либо доводы или объяснения являлись бесполезными. Командиру отряда, который не входил в подчинение генерала X, оставалось или предложить ему не вмешиваться не в свое дело, или растянуть полк "гуськом". Первое, в присутствии всего полка, было нежелательно - не позволяло чинопочитание, и без того не крепкое в гражданскую войну. Командир скомандовал перестроиться в колонну по одному.

Едва успели на ходу сделать это перестроение, как с командиром полка поравнялись сани, в которых ехали командующий 3-ей армией ген. Сахаров и начальник дивизии ген,Молчанов. Сани пошли рядом. Послышался голос ген.Сахарова: "Полковник! Для чего ВЫ растянули свой полк? Вы должны знать, что толщина льда может выдержать тяжелую полевую артиллерию. Соберите полк в колонну по-три! Разведчики вернулись. В Мысовске красных нет. Там японцы. Разведку и охранение высылать излишне. "Слушаюсь, Ваше Превосходительство!" - последовал ответ. Сани прибавили ход. Ген.Молчанов успел сказать: "Полковник! Я же вас предупреждал!" Плохо в чине полковника пересекать зимой Байкал. За 15 минут можно получить разнос от трех генералов и чувствовать себя "без вины виноватым".

Перейдя Байкал, части 3-ей армии разместились в Мысовске на ночлег. На 12 февраля назначена дневка.

Переход был совершен благополучно, ветра почти не было, и это было особенно важно для наших многочисленных раненых и больных. Единственно, на что можно было жаловаться, - это тяжелая дорога по льду для лошадей, имевших сношенные подковы и шипы.

Когда они падали на лед, их трудно было вновь поставить на ноги, а если это удавалось, то не надолго. Они вновь падали, и большое количество их было оставлено на льду.

Следовавшие за 3-ей армией определяли число брошенных лошадей до 300. Крестьяне в Мысовске получили разрешение забирать оставленных на льду лошадей в свою собственность. Значительная часть этих лошадей была таким образом спасена от замерзания.

Вслед за частями 3-ей армии двигалась Уфимская группа, которая 11-го февраля вышла из Лиственичного утром и к вечеру достигла Голоустного. После краткого 6-часового ночлега Группа выступила в ночь на 12 февраля на Мысовск и к вечеру без особых приключений, достигла этого пункта. В этот день на Байкале дул сильный ветер и идти было труднее - часто сани заносило в сторону.

Группа ген.Вержбицкого выступила из Лиственичного утром 12 февраля, из Голоустного ночью 12-13 февраля и днем 13-го прибыла в Мысовск. Ген.Вержбицкий оставил для прикрытия со стороны Иркутска арьергард в составе двух дивизий - Воткинской и Добровольческой. Добровольческая дивизия должна была удерживать Лиственичное до утра 13 февраля. Дивизия выставила в сторону Иркутска заставу с большим количеством пулеметов (около 10) под командой пор.Нагурского. В дивизии не все части оказались надежными. Инженерным дивизионом командовал кап.Синев, но за его спиной работал его заместитель кап.Гастиан, оказавшийся предателем. Во время стоянки под Иркутском на ст.Иннокентиевской кап.Гастиан подговорил некоторых чинов дивизиона остаться у красных и свой замысел он скрытно и ловко выполнил, воспользовавшись частыми отлучками командира дивизиона кап.Синева, уходившего в штаб дивизии, От двух офицеров - прапорщика Семененко и сильно болевшего поручика Грибуля - честных и верных своему долгу офицеров, Гастиан свои планы скрывал. Этим двум офицерам удалось в последнюю минуту, с большими трудностями выскочить из западни и догнать свою, уходившую после всех, дивизию.

Приключения энергичного прап.Семененко, заболевшего вскоре тифом чрезвычайно интересны, но сообщить их в краткой форме невозможно - они составляют целое повествование.

Застава добровольческой дивизии, выставленная в 7-Ю верстах по дороге на Иркутск, ждала возможного появления красных. Но рота мадьяр, видимо единственная вполне надежная для красных часть, обошла заставу по горам и неожиданно напала с тыла. Часть заставы с пор. Нагурским прорвалась к своим. Остальные с несколькими пулеметами попали в руки мадьяр и, по всей вероятности, были перебиты. Мадьяры, может быть, и не были сторонниками большевиков, но отличались большой жестокостью и за это пользовались доверием у красных.

Прапорщик Семененко, догнав с больным поручиком Грибуля дивизию, достиг с.Лиственичного и устроился на ночлег. Среди ночи дивизия была поднята тревогой. Раздались команды "в ружье", и все подготовились к встрече врага. Красные не появлялись - не хотели вступать в бой с более многочисленным противником или пошли в обход.

Село Лиственичное растянулось вдоль берега Байкала на 5-6 верст и было пересечено несколькими оврагами. По оврагам в село спускались с гор дороги. Обороняться в селе, при невозможности определить, откуда появится противник, было трудно. Нач.дивизки ген.Крамаренко приказал спускаться на лед и двигаться на Голоустное. Дивизия дошла до Голоустного к вечеру 13 февраля, остановилась на большой привал и ночью выступила на Мысовск, куда прибыла в полдень 14 февраля.

В Голоустном оставалось Воткинская дивизия, выставившая охранение на Лиственичное и на север. Были получены сведения, что конный отряд партизан под командой Каландарашвили (более известен, как "Ка- рандашвили") должен был обойти с севера через дер.Тарбеево (30 верст от Голоустного) на район нашего перехода через Байкал и преградить нам путь. Со стороны Лиственичнсго красные не показывались. С севера появились красные партизаны, но описания встречи с ними противоречивы.

Начальник Воткинской дивизии полковник фон-Бах в своем докладе о переходе через Байкал сообщает о бое Добровольцев у Голоустного и об атаке красного разъезда Воткинским конным дивизионом. Разъезд был изрублен, и только начальник разъезда - юнкер Иркутского Военного училища - был взят в плен. Он дал сведения о действиях красного гарнизона Иркутска.

При отходе Воткинского Конного дивизиона из деревни шальной пулей был тяжело ранен в живот прапорщик Худяков. Он был оставлен в избе ввиду сильного мороза, который не позволял спасти его при продолжительном переходе через Байкал. Один из офицеров дивизии посвятил ему стихотворение. Последние строки его говорят:

..."Раной смертельною Измучен он был и не мог он вздохнуть. В жару он метался... и труп свой страдальческий По смерти Байкалу в бреду завещал. И память о нем и о жизни скитальческой Байкал нам - свободным - хранить обещал".

Воткинцы Конного дивизиона не подтверждают этих показаний, не помнят об атаке в этом месте красного разъезда, что могло быть где-то в другое время, и в своих рядах в это время у них не было прап.Худякова. Тяжело раненый был, предположительно, из Воткинцев-пехотинцев или из какой-либо команды. После ухода Воткинцев из Голоустного красные партизаны спустились с гор в деревню. Они осторожно появились на берегу, когда ушедшие были на льду Байкала.

На одних санях, где везлась разобранная пушка Воткинцев, сломалась оглобля. Артиллеристы остановились для починки. Партизаны обстреляли группу остановившихся. Их выстрелы никакого вреда не нанесли и едва были замечены, когда несколько пуль на излете упали невдалеке. На лед красные спуститься не решились и не выслали даже разъезда вслед за последними белыми частями, уходившими на ту сторону Байкала. К вечеру 14 февраля переход всей армии был закончен.

- о -

В Мысовске, вместо предполагавшихся там красных врагов, мы встретили японцев, принадлежавших к отряду их экспедиционных ВОЙСК. Японцы знали отлично о нашем движении и встречали нас очень приветливо. По имени нашего погибшего последнего Главнокомандующего генерала Каппеля мы получили прозвание "Каппелевцы", и это наименование осталось за нами до конца борьбы с большевизмом. Японские часовые, встреченные на берегу Байкала, весело кричали нам: "карашо каппель". Из всех "союзников" японцы оказались единственными, которым было чуждо предательство и которые не заботились только о спасении своей шкуры.

Настроение в наших рядах повысилось. Правильно ген.Петров писал: "После всех невзгод Мысовск нам показался обетованной землей; главное, не обманулись в надежде, что можно будет отдохнуть, а там, впереди, будь, что будет".

Из Читы Атаманом Семеновым в Мысовск был прислан поезд с продуктами и фуражем. Первая получка, кажется, со времени перехода в середине ноября через р.Иртыш, когда прекратилась доставка продовольствия и приходилось питаться на местные средства и часто голодать.

Комендантом поезда был полк.Бельский. Он также доставил первые санитарные вагоны для раненых и больных. Для встречи нашего командующего ген.Войцеховского был выслан почетный караул из юнкеров Читинского Военного Училища. Присланный караул отличался от наших частей отличной пригонкой обмундирования, блестящей выправкой и строевой подготовкой. У нас это все было давно забыто. Вспомнились слова Аракчеева: "Война портит войска".

Самое большое удовольствие вызвало то, что раненые и больные могут быть размещены в госпиталях, получат хороший уход и не будут страдать и умирать от морозов или от отсутствия медицинской помощи. Правда, огромное количество раненых и больных, прибывших с армией, не могли быть быстро переправлены в госпиталя. Значительная часть еще оставалась при своих частях и должна была вместе с ними совершить некоторый путь походным порядком на санях, прежде чем санитарные поезда могли справиться с неожиданно большим количеством раненых и больных.

А.Ефимов.